Братство дороги
Шрифт:
Вот и вся история. Порадуйтесь, что она не о вас, что вам ложь еще не раскрыта и не поведан секрет.
Примечание. Хотя сюжет здесь более сложный, чем у некоторых других рассказов в этом сборнике, сама история довольно проста. Если здесь и присутствует какая-то глубина, то она касается природы лидерства, когда уверенность, с которой отдаются приказы, зачастую важнее того, насколько они корректны.
Познай себя
–
Гомст прошел последнюю пару придворных рыцарей и встал перед королем Анкрата. Духовенство, независимо от сана, не склоняло головы перед коронованной особой, но Гомст все равно чувствовал непреодолимое желание поклониться. Он вперился взглядом в нижнюю ступеньку, ожидая пока к нему обратятся.
– Почитай отца твоего. Это же одна из десяти заповедей, которые Бог счел необходимым высечь на каменных скрижалях, не так ли?
Лишь теперь Гомст поднял глаза на короля:
– Так, ваше величество, - он решил не добавлять «и матерь твою». Король Олидан выглядел человеком, который не слишком-то любит делить с кем-то почтение.
– У меня два сына, которым не мешало бы глубже изучить эту заповедь.
– Олидан откинулся на спинку высокого трона, не развалившись, но вполне непринужденно. Железный обруч, удерживающий черную массу его волос, был инкрустирован рубинами, которые блестели в свете факелов капельками крови. Холодно-синие глаза смотрели на Гомста сверху.
– Это никому бы не помешало, ваше величество, - подавил Гомст непреходящее желание поклониться. Епископ назвал это назначение наградой за верную службу, но под тяжестью взгляда Олидана Гомсту подумалось, что это скорее наказание.
– Мой старший сын поклялся убить меня, священник. Что ты об этом думаешь, а? Какое наказание предписывает церковь за такую измену?
– Не вставая с трона, король подался вперед, словно их было только двое, как в тиши исповедальни.
Гомст открыл рот в надежде, что ответ сыщется сам по себе, но этого не случилось:
– Я ... я думал, что ваши сыновья еще слишком малы, ваше величество?
– Старшему шесть. Младшему четыре.
– Послание к Коринфянам 13:11. Когда я был младенцем, то говорил, как младенец, - воздел Гомст руки.
– Даже у Господа нашего было время, когда он говорил и мыслил как младенец.
– Гомст чувствовал себя бредущим по лабиринту из острых лезвий. Ему не хотелось ни провалить испытание, которому его подвергали, ни нанести обиду. Олидан Анкрат не тот человек, которого можно обидеть без последствий.
– Я могу ошибаться, ваше величество. Но разве может мальчик шести лет представлять реальную угрозу?
– Этот шестилетний ребенок совершил кражу из королевской сокровищницы, - поднялся с трона король.
– И он не просто забрел туда через оставленную открытой по недосмотру дверь. Он спустился по стенам Высокого Замка и пролез сквозь оконную решетку, слишком узкую для взрослого человека.
– Король повернулся, шаря глазами по стене сбоку от трона, затем провел пальцами вдоль выбоины в кладке.
– Мой сын бросил в меня молот, который лишь на пару дюймов разминулся с моей головой...
– Он остановился, словно пытаясь воссоздать в памяти этот момент.
– Не укради, не убий, чти отца своего.
– Мой мальчик, Йорг, за один только день нарушил или попытался нарушить три заповеди из десяти.
– Король вернулся взглядом к Гомсту.
– Да, священник, я признаю, что не слишком-то представляю, что значит хороший отец. Мой собственный мало чему научил меня в этом отношении. После кражи я преподал сыну урок. Суровый урок, но необходимый. Теперь ребенок объявил мне войну. Я мог бы вышибить из него эти мысли, но ради его матери решил прибегнуть к услугам эксперта, который бы вразумил его более деликатно. Но я вас предупреждаю, отец Гомст, если к следующей встрече со мной Йорг не образумится, я буду недоволен.
Гомст сглотнул:
– Могу ли я узнать, какого рода урок вы преподали своему сыну, ваше величество?
– Око за око, как учит ваша Библия. Мальчик отнял у меня. Я отнял у него, - нахмурился король Олидан.
– Не...
– Нет, не глаз. Я убил его собаку.
В этот же вечер отец Гомст разместился в своем жилище - небольшой комнатке рядом с королевской часовней. Он также будет наставлять верующих и в церкви замка, но эта часовня предназначалась только для королевской семьи. Часовня, как и комната Гомста, была невелика, и, хотя алтарь изобиловал золотой инкрустацией, на всем лежала печать неухоженности, а скамьи покрывал толстый слой пыли.
Прежний священник, отец Хермест, двумя годами ранее пал жертвой простуды, и складывалось такое впечатление, будто посчитали, что для нравственного наставления Анкратов будет вполне достаточно одного его призрака, вплоть до недавнего прозрения короля касательно того, что религия может оказаться действительно полезной в вопросах контроля его оказавшегося таким кровожадным потомства.
После отца Херместа не осталось ничего, что свидетельствовало бы о его десятилетней службе, кроме сваленной в большом шкафу в комнате Гомста груды ладана, Библии и висевшего на стене наставления «Познай себя».
Наставление привлекло внимание Гомста, когда он, прежде чем лечь в свою узенькую кровать, направился запереть на засов дверь. Два слова. «Теmеt Nosce». Говорят, что первым их произнес Сократ, хотя после стольких лет, кто может утверждать наверняка. Сократ умер с честью, он испил свою чашу цикуты и отправился к берегам Стикса задолго до того, как девой был рожден Иисус. Познай себя. Может, это наставление и разумно для людей чести, но оно – яд для ушей простолюдина. Гомст считал, что знает себя слишком хорошо.