Братство
Шрифт:
Английский им давался с трудом, но общий смысл был ясен.
Степан стоял и неуверенно переводил взгляд с одного на другого. Особенно его поразила внешность европейца. Загорелый не меньше своих китайских коллег, этот мужчина выделялся седой шевелюрой, густыми бровями и бакенбардами. В похожей на полено руке он держал шляпу и ключи от машины.
Когда Степан уже собрался с духом и готов был объяснить, куда ему нужно ехать, седовласый с бакенбардами спросил:
— Русский?
— Да, — кивнул Степан после паузы. —
Мужик не ответил. Повернулся к Степану спиной и заголосил на остальных по-китайски, поясняя, видимо, куда им нужно убираться. Спустя минуту он разогнал конкурентов и снова посмотрел на Степана.
— Ну, поехали, что ль?
— Куда? — Степан машинально сделал шаг назад.
— Да куда хочешь.
Степан подумал, что, если этот мужик российский гражданин, ему, наверное, можно доверять. Сказал:
— Мне нужно к озеру Нам-Цо.
— Эх ты, елки-моталки, турист. Оно большое, Нам-Цо твое.
И снова Степан растерялся. Но тут же ему в голову пришла здравая мысль.
— Вы отвезите меня поближе к берегу, в любое место. А там я спрошу.
Седовласый нахмурился, решил про себя что-то и резко протянул руку:
— Лёва.
— А я журналист, — смущенно ответил Степан, пожимая руку. И тут же сообразил, что сморозил глупость. — Журналист Степан.
Мужик рассмеялся.
— Чудной ты, турист-журналист! И вырядился как шут.
Степан стушевался.
— Ладно, — Лёва указал на джип, по размеру больше похожий на маленький теплоход, — вон мой тарантас. Располагайся. Я мужикам пару слов шепну, и помчимся.
Лёва оказался эмигрантом, переехавшим в Китай из Новосибирска пятнадцать лет назад. Со временем он получил вид на жительство, а потом и гражданство. Первые десять лет обитал в Лхасе — административном центре Тибета, — но потом ему надоели суета, беспредел властей и дорогая брага «ччанг», и Лёва перебрался в уездный Дамжунг, где, по его словам, публика была поспокойнее.
Внедорожник скакал по ухабистой дороге на север, непринужденная беседа текла своим чередом.
— Жить здесь, в общем-то, неплохо, — объяснил Лёва, — когда привыкнешь к жрачке из яка и всех его производных.
— А что, противно?
— Духан непривычный. Но месяц-другой, и уже не чуешь разницы. Канает, как обычная говядина или свинина.
Степан понимающе кивнул.
— Скажите, а вы, случайно, не слышали о… — тут он осекся.
Степану показалось невежливым расспрашивать малознакомого человека о Братстве. Все-таки здесь совсем другая культура. Да и никаких достоверных данных нет, кроме сомнительного плаката и женского голоса, записанного на автоответчик. В это мгновение он засомневался: а не слишком ли глупой затеей было ехать сюда в поисках какого-то тайного сообщества, секты или как там называть это пресловутое Братство? А вдруг нет никакой сенсации? Вдруг это лишь очередной розыгрыш, на который он попался?
Степану
Нет сенсации.
Нет и не было…
Он не сразу обратил внимание на возникшую горечь во рту. Хм. Неужели он неправ? Неужели все не так безнадежно?
Его размышления прервал Лёва:
— Что спросить-то хотел, земляк?
Степан посмотрел на него с колебанием, но все же решился. На одном дыхании выпалил:
— О Братстве.
Водитель резко надавил на тормоз, заставив внедорожник взрыхлить колесами грунтовку, и уставился на него, словно на умалишенного. Хорошо, что Степан привык пристегиваться, сидя впереди, иначе бы вылетел через лобовое стекло.
— Что ты знаешь о Братстве? — осторожно спросил Лёва.
Степан пожал плечами, не зная как ответить.
Лёва побледнел, переменился в лице. Степану тоже стало тревожно: а если еще и этот провожатый скончается, как дядя Толя?
— Ты из Братства? — шепотом поинтересовался Лёва, так и не дождавшись ответа.
— Н-нет, — как сумел спокойно сказал Степан. — Я п-просто слышал о нем. Я ж-журналист. За сенсацией приехал.
Кажется, водитель слегка расслабился. Поправил шляпу и выдавил:
— Ты не журналист, Стёпа. Ты идиот.
— Почему? — с обидой в голосе спросил Степан. И раздраженно добавил: — Почему, что бы я ни делал, мне всегда говорят: идиот! дуралей! балбес! Бесперспективняк! Ну почему?
— Как же оно всем надоело, — невпопад ответил водитель.
— Вот именно! Надоело! — Степан запнулся. — Простите… Что надоело?
— Да Братство это.
У Степана екнуло сердце и засосало под ложечкой. Он шепотом спросил:
— Так, значит, оно на самом деле существует?
Лёва долго смотрел на Степана из-под седых бровей, что-то соображая.
— Так, — наконец решил он. — Сейчас я тебя довезу до Багухармо. Дальше не поеду. От нее километров десять пройдешь на запад по тропе и возле развалин монастыря свернешь направо. Упрешься в особняк. Там забор раздолбан и дверь дубовая — не промахнешься.
— Спасибо! — закивал Степан. — Спасибо вам большое.
— Надеюсь, ты оплатил счета, исповедался и заверил у нотариуса завещание, — вздохнул водитель и плавно нажал на газ.
Поведение Лёвы всерьез озадачило Степана.
С одной стороны, он насторожился, когда увидел, как мужик, проживший в Тибете полтора десятка лет, струхнул при одном упоминании о Братстве. Глядя на перепуганного водителя, Степану пришло в голову, что реклама на щитах и по телефону создана, чтобы заманить простачков вроде него в другую страну, где орудует банда, торгующая человеческими органами или продающая простофиль в рабство. И все же, поколебавшись, Степан выбросил эту чепуху из головы. Он решил, это абсолютно невыгодно: ведь дуралеев вовсе не так много, чтоб окупить даже минимальные затраты на рекламу.