Братство
Шрифт:
С другой стороны, о которой Степану было гораздо приятней думать, его наверняка ждала сенсация. И уж если доведется заполучить уникальную информацию, то он сумеет утереть нос провинциальным выскочкам.
Лёва, как и обещал, доставил Степана до Багухармо.
Журналист достал деньги, чтобы расплатиться с водителем, но тот лишь замахал руками и пробормотал, что «с больных брать грешно». Они распрощались, и массивный джип укатил прочь, подняв облако пыли.
Деревушка была небольшой, и Степан довольно быстро нашел притаившуюся
Перед дорогой нужно было перекусить.
Узкоглазый хозяин, древний, как сам Китай, предложил на выбор: суп из яка, лапшу из яка и пельмени из яка. А когда Степан спросил, есть ли что-нибудь без яка, хозяин сильно обиделся. Пригрозил оставить невежливого гостя без обеда и немедля выставить вон. Чтобы не довести дело до конфликта, журналист быстро заказал пельмени.
Лимонадов, соков и прочих напитков не оказалось, зато были тибетский чай, взбитый в большой бадье с маслом, и цампа — ячменная мука, заваренная кипятком и смешанная с тем же маслом.
Оригинальные тибетские блюда чудо как хороши. Пока не стошнит.
Уточнив, как выйти к развалинам монастыря, и взяв про запас пару лепешек из какой-то там части яка, Степан двинулся в путь.
Быстро идти не получалось: не хватало воздуха и бурлило в желудке, поэтому до пресловутых остатков монастыря он добирался часа четыре. Ветер дул прохладный, но голову пекло нещадно. Через какое-то время Степан наплевал на правила хорошего тона и соорудил из пиджака подобие тюрбана.
Возле развалин ему навстречу попался монах. Маленький, дряблый, старый. Оранжевая хламида висела на сморчке, как на вешалке.
— Здравствуйте, — обратился Степан к аборигену по-английски, — подскажите, пожалуйста, как пройти к дому Братства?
Монах участливо кивал до тех пор, пока не услышал последнего слова. Дальше его реакция чем-то напомнила журналисту Лёвину.
Китаец отпрянул, попятился и бочком-бочком обошел Степана. Шмыгнул мимо развалин и засеменил в сторону Багухармо, то и дело испуганно оглядываясь.
Оставалось полагаться на интуицию.
Степан прикинул направление и свернул на север. Тропы больше не было. Пришлось пробираться через заросли не густых, но колючих растений, перескакивать через расщелины, рискуя не только потерять сумку с документами и запасом яковых лепешек, но и сломать шею.
Уже не раз Степан про себя называл плохими словами сенсацию, которой, скорее всего, и в помине нет. Тем более в этих дебрях. Уже не раз он с ожесточением поправлял на голове тюрбан из смятого пиджака. Уже не раз порывался повернуть обратно, возвратиться в родной город и с горя устроиться на стройку разнорабочим…
Наконец вдалеке показалась крыша.
Журналист приободрился. Ускорил шаг. Вновь поверил в сенсацию. И пусть Генрих Карлович, утопая в своем кресле, говорит: «бесперспективняк» — он все равно сделает лучший репортаж в своей жизни. И судьба вознаградит его за выносливость и семижильность.
«БРАТСТВО» — гласила вывеска на шикарном коттедже, словно исполин возвышающемся над карликовыми деревцами тибетского нагорья.
Русские буквы темнели на этой вывеске. Родные.
Степан смахнул пот со лба и подошел ближе. Кроме русской вывески на доме в самом сердце Тибета, его смущало еще одно обстоятельство: из-за полуразрушенного каменного забора валил черный дым.
Вдруг там случилась беда? Вдруг кому-то нужна помощь?
Он постучал в тяжелую деревянную дверь. Тихо. Стукнул еще разок, посильнее.
— Эй, у вас там все в порядке? У меня есть мобильный телефон! Хотите, я вызову пожарных?
Над дверью со скрежетом открылась металлическая заслонка. Из амбразуры вылез пылесосный шланг с бутафорским окуляром на конце.
Степан замер, глядя на чудо техники. Шланг повернулся в одну сторону, потом в другую, затем слегка отпрянул, словно только что заметил гостя. И убрался обратно.
Степан прижал сумку к груди. Пробормотал:
— Вообще-то я по объявлению. Щиты ведь рекламные висят… И по телефону говорят всякое.
Еще секунду стояла тишина, а потом из-за забора полетели реплики.
— Кто проболтался? — наглый, самоуверенный голос с хрипотцой.
— Я молчал, как акула, — нервный басок.
— Одно дело местные монахи, а другое — на весь мир слава, — голос с восточными нотками. — Всё, допрыгались. Равновесие нарушилось.
— Братцы, что же теперь будет? Конец? — испуганный фальцет.
— Начало. Блин. Внедрение. Предателям. Хана, — металлический баритон.
— Я ж только информашку дал. Денежек хотел заколымить, для общих нужд. А то полгода уже за спасибо вкалываем, — виноватый голос.
— Информашку? — снова наглый с хрипотцой. — Денежек, значит, для общих нужд?
Степану показалось, что после этих слов началась потасовка. Он попытался заглянуть в замочную скважину, но туда был вставлен ключ. Тогда Степан прильнул ухом к двери. Судя по возне и пыхтенью, борьба велась со вкусом.
Заинтригованный, хотя и порядочно напуганный, Степан хотел забраться на забор, но не успел. Над ним кто-то пролетел и брякнулся в пыль.
Журналист вздрогнул и отошел в сторону.
Выброшенный мужик поднялся и стал ломиться в дверь, колошматя в нее кулаками.
— Пустите! Да пустите же, изверги бессердечные!
Степан обратил внимание: после того, как тело с внушительной скоростью покинуло пределы участка, возня прекратилась. Видимо, именно этот мужик дал объявление и против него ополчилось всё…
— Братство.
Слово само слетело с губ.
Путаясь в движениях, Степан достал из сумки диктофон.
Выставленный мужик перестал колотить в дверь, повернулся и уверенно зашагал в его сторону — но явно не для того, чтобы пожать руку или дать эксклюзивное интервью.