Братва и кольцо
Шрифт:
Смит вяло засопротивлялся:
— Пендальф, он один не дойдёт. Правда, у него приятель есть, ничего такой парнишка. — Смит жеманно поправил причёску и продолжил: — А вот двое других — просто олигофрены карликовые, и враг не дремлет. Знаешь, что люди говорят? В чёрном-чёрном королевстве, в чёрном-чёрном городе, в чёрном-чёрном доме, в чёрной-чёрной комнате живёт чёрный-чёрный старик в белом-белом халате.
— Знаю я его. — Пендальф грязно и витиевато выругался. — Сарумян его фамилия, сын Вассермана. Заходил тут к нему намедни. Совсем из ума выжил, драться лез, склонял к сож… кхм… в общем, к сотрудничеству. Потом запер меня на какой-то колокольне, — Пендальф понизил голос и, наклонившись к Смиту зашептал: — Кольцо ищет, придурок старый!!!
Лицо агента Смита вмиг стало серым, кулаки его сжались так, что на костяшках пальцев выступили белые пятна, а на воротничке — следы помады:
— Этого я больше всего и боялся. Значит, сканто-вались они. Саурон и Сарумян. Пендальф, слушай, а они, часом, не родственники?
— Разве что сестры?.. — предположил тот.
Они подошли к огромной карте, занимавшей большую часть противоположной стены. Почти вся она была утыкана разноцветными флажками — где-то более кучно, где-то совсем реденькими группками.
Агент Смит, поморщившись, сорвал с карты жёлтый стикер, на котором кто-то игривым почерком написал: «Сима, сладкий, не забудь купить молока!!! Целую. Твоя киска», скомкал её в руке и густо покраснел.
Откашлявшись, он ткнул пальцем куда-то в скопление радужных флажков:
— С мордовских рубежей поступают тревожные сигналы. Мордовская хунта готовит акт агрессии. Кого бы ещё подтянуть на нашу сторону? Гномов? Или, наоборот, прибалтийские республики?
— Опасаюсь, быстро у них, как обычно, ничего не получится, — парировал Пендальф. — Думаю, придётся подписывать на дело людей.
Лицо агента Смита сморщилось, как будто он проглотил ведро прошлогодней клюквы.
— Людей? Этих жалких, ничтожных личностей, которые считают остальных тупиковыми ветвями развития? По-моему, от них больше вреда, чем пользы. Я тебе напомню, как всё было, вечно с этими людьми геморрой один. Связался я с одним таким. Кличка Кызылдур, да ты его знаешь — упырь, который колечко притырил, хотя знал, что чужое брать нехорошо.
Агент Смит на мгновение прикрыл глаза, и воспоминания снова ожили в его голове, да так, что колокольчики в пейсах тревожно зазвенели.
«…Кызылдур шарил по карманам раненого Саурона — замочить такую важную шишку и ничем не поживиться он считал ниже собственного достоинства. Розовощёкий и подтянутый агент Смит подскочил к нему и дёрнул его за плечо:
— Нашёл чё? Дуй за мной!..»
Глухим голосом Смит продолжал рассказывать Пендальфу историю Кызлдура:
— Потом я привёл Кызылдура туда, где забабахали это кольцо, и где можно было спокойно от него отделаться. — Веки эльфа подрагивали — он снова погружался в далёкое прошлое.
«…в мартеновском цеху перед огнедышащей печью стояли агент Смит и Кызылдур, вглядываясь в бушующее жерло. Агент Смит направил на мнущегося возле топки Кызылдура пистолет и тоном, не терпящим отказа, скомандовал:
— В топку его, Кызылдур! В топку! Бросай!
Кызылдур зло оглянулся на Смита, не выпуская кольца из рук:
— Нет!
Смит принялся выцеливать запястье руки, сжимавшей кольцо, но Кызылдур опередил его, с сатанинским хохотом надев кольцо но палец и растворившись в воздухе но глазах агента Смита.
— Кызылдур! Сволочь!..»
Смит разрядил в пустоту всю обойму и на этот раз прежде, чем сознание услужливо вернуло его обратно в реальность. Он тяжело вздохнул и продолжил, словно старался хоть как-то загладить собственную вину:
— Я ему всё объяснил, даже картинку нарисовал, но жадность фраера сгубила. Сунул Кызылдур кольцо в карман и был таков. Никому верить нельзя. Порой даже собственной жене.
Пендальф снисходительно похлопал расчувствовавшегося агента по плечу и как бы между прочим ввернул:
— Слушай, есть у меня на примете один толковый паренёк. Родом из Гондураса.
— Бомжа имеешь в виду? Ну что ж, лучше у нас всё равно никого нет. — Агент Смит был вынужден согласиться, что Пендальф, как всегда, грамотно выбрал момент, чтобы пролоббировать своего человечка…
Он подошёл к окну и задёрнул шторы, уже не увидев, как по улице, оглядываясь и постоянно переходя со стороны на сторону, шагает хорошо знакомый ему Баралгин. Тот старательно изображал из себя лицо нестандартной сексуальной ориентации, поминутно подходя к витринам и прихорашиваясь, а на самом деле пытаясь понять, нет ли за ним хвоста.
Дойдя до дома агента Смита, Баралгин резко нырнул в дверь.
Парой минут позже неторопливой походкой к той же самой двери подошёл юный и потому весьма розовощёкий эльф — Лагавас. Он постучал в дверь и замер в ожидании.
Секунд через десять он дёрнул за неприметную верёвочку справа от двери — где-то в доме запел колокольчик, эльф улыбнулся и прислушался к происходящему за дверью, в надежде различить торопливые шаги хозяина.
Прошла почти минута, прежде чем он увидел кнопку звонка, аккуратно нажал пару раз — за дверью пропела какая-то навязчивая до неузнаваемости мелодия, эльф закатил глаза к небу и, тяжело вздохнув, принялся ждать.
Ещё через пару минут он в ярости пнул по косяку кованым носком сапога — в доме резко и противно сработала милицейская сирена, Где-то за спиной послышалось нетерпеливое сопение. Лагавас даже не успел оглянуться — не обратив на него никакого внимания, мимо прошмыгнул гном Гиви, открыл дверь ногой и без особых церемоний вкатился в дом. Лагавас понту ради помялся на пороге ещё пару-тройку минут и тоже вошёл, аккуратно притворив за собой дверь.
В дальнем углу гостиной комнаты, обставленной в колониальном стиле, под тусклым торшером сидел Агроном и читал какую-то книгу. Кажется, это была «Бхагавад Гита», хотя обстановка в гостиной располагала скорее к чтению приключенческой литературы. Картины, развешенные на стенах, вполне могли сойти за иллюстрации к романам Жюль Верна, а разные заморские диковинки, заполонившие все стены, углы и даже потолок комнаты — чучело гигантской панды, заспиртованная голова йети, коллекция скальпов индейцев и прочие артефакты, способны были вызвать приступ неконтролируемой ярости у любого, даже самого безобидного гринписовца.