Братва и кольцо
Шрифт:
— Это старая заброшенная турбаза Омон-Сул. Тут и заночуем. — Агроном снял плащ. За широким кожаным поясом оказалось несколько кинжалов. Он протянул их карапузам:
— Это вам на всякий пожарный. Держать под рукой. Я пойду, заценю, чё как. Никуда не уходить. — Он перемахнул через забор, и через секунду его крадущиеся шаги перестали различаться в ночи.
Карапузы подошли поближе к дому, но входить внутрь не решились, расположившись у одной из стен, на которую выходили только окна второго этажа. Фёдор сбросил котомку, изрядно натёршую не привыкшие к пешему туризму плечи, нарвал десяток листиков, попутно отказавшись от дружески предложенного Мерином Геком борщевика, и со словами «Пойду, проведаю берёзки» скрылся за углом.
Вскоре Пилигриму Чуку удалось без особого урона для себя и окружающих разжечь небольшой костерок, и дела пошли на лад. Сеня и Гек развязали котомки со снедью и завели неспешную беседу. Пламя отбрасывало на бревенчатую стену развалюхи причудливо искривлённые тени, карапузы медленно жевали подсохший хлеб, покуда на огне жарилась колбаса, а в углях запекались яйца. Гек наклонился поближе к огню и многозначительно сказал:
— У меня яйца лопнули.
Пилигрим Чук моментально откликнулся:
— А колбаса не подгорела?
Из-за угла с озабоченным видом подошёл Фёдор:
— Вы чё, вообще опухли?
— Да мы, типа, хавчика немного надыбали. — Гек протянул в качестве доказательства порядком обгоревший кусок колбасы.
— Не шуми, Фёдор, сейчас не получилось — потом получится, я тебе листиков сам нарву!!!
— Туши костёр! Уроды! Позицию засветите! — вскипел Фёдор и, бросившись к костру, принялся разбрасывать горящие поленья и исступлённо топтать ногами угли.
Мерин Гек так и застыл с куском колбасы во рту:
— Толково придумано — золу прямо на мои яйца! — договорить он не успел, за забором раздалось громкое лошадиное ржание.
Карапузы вскочили на ноги и в ужасе принялись вглядываться в темноту.
За забором громыхали конские копыта, топот скакунов проносился слева направо и опять назад. Похоже было, что всадники ищут ворота. Так продолжалось до тех пор, пока чей-то резкий громкий выкрик не разнёсся в ночи — через несколько секунд над забором появились тёмные фигуры в плащах.
Где-то за забором ржали брошенные лошади. Весь верх забора был усеян ржавыми гвоздями, и плащи всадников цеплялись за них, оставляя длинные чёрные лоскуты ткани на остриях. Скинув плащи, всадники остались в чёрной эсэсовской форме с одним погоном, увешенной всевозможными знаками отличия — дембельские аксельбанты, дубовые кресты и значки за три парашютных прыжка, подводный поход и сдачу Берлина светились в лунном свете, как древние кольчуги.
Мягко ступая по прошлогодней листве хромовыми сапогами, эсэсовцы неспешно приближались к карапузам, на ходу вынимая из ножен шашки.
Первым очнулся Фёдор:
— Бежим!
Карапузы бросились бежать, совершенно не разбирая дороги в сгустившейся темноте. Ноги сами принесли их к заброшенному футбольному полю. Они бросились к другому концу поля, туда, где начинался мелкий лесок, но с разбега угодили прямо в футбольные ворота, повиснув в маскировочной сетке, натянутой на деревянном каркасе. Все тем же неспешным шагом к ним подошли эсэсовцы. Спелёнатые, как младенцы, карапузы извивались, будто жертвы гигантского паука. Сеня бился за свою жизнь почище любой мухи — он зубами разгрыз захлестнувшую его лицо верёвку и, брызжа слюной, проорал:
— Отвалите, я щас милицию вызову! — впрочем, его персона интересовала эсэсовцев в последнюю очередь. Штурмбанфюрер с самым толстым аксельбантом и самым большим количеством значков (мечта старика Фрейда) безошибочно выделил в беспорядочной груде тел, повисших в сетке, Фёдора и, подойдя к нему поближе, принялся выцеливать остриём шашки Фёдору прямо в глаз.
Когда острый кончик оцарапал его щеку, Фёдор принялся истерично визжать:
— Помогите, хулиганы зрения лишают! — Свободной рукой он ухитрился достать из кармана кольцо и нацепить его на палец.
Когда перед штурмбанфюрером закачалась пустая сетка, он в недоумении отдёрнул шашку, но немецкая практичность одержала победу, и он почти тут же ткнул своим оружием практически наугад. Невидимый Фёдор издал вопль дефлорируемого опоссума и потерял сознание от боли.
Секундой позже на футбольное поле выбежал Яг-роном с дробовиком наперевес. Грохнуло несколько выстрелов, оказавшихся весьма меткими, — несколько тёмных фигур рухнуло на землю.
Пока Агроном перезаряжал дробовик, эсэсовцы, подхватив раненых, отступили в глубь территории. Добежав до забора и перекинув через него тела павших товарищей, прыгнули следом и растворились в ночи.
Фёдор очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо, кольцо было крепко зажато в его руке, но он всё ещё продолжал болтаться, как и остальные карапузы, в маскировочной сетке. Он почувствовал страшную боль в правом плече — с трудом повернув голову, Фёдор обнаружил, что из его плеча торчит обломок эсэсовской шашки. Он укоризненно покачал головой и провыл:
— Блин, курточке новой — хана! — И снова вырубился.
Сеня, висевший рядом, забился в истерике:
— Бомж! Слышь, бомж! Он бредит, слышишь??? Он бредит!!! Помогай уже.
Подбежавший Агроном перехватил дробовик левой рукой, упёрся ногой Фёдору в живот и с видимым усилием выдернул железяку из его плеча. С противным бульканьем из раны полилась струя крови.
Агроном еле успел отпрыгнуть в сторону. Оглядев себя и убедившись, что его не забрызгало, он снял с Фёдора ботинок, обтёр его листом подорожника (для дезинфекции — смекнул Сеня) и каблуком зажал рану. Оглядев результат проделанной работы, он сплюнул себе под ноги — прямо на валявшийся на земле обломок клинка — и безапелляционно заявил:
— Он ранен мега-клинком. Это очень сильное колдунство! В до ветеринара два дня ходу. Ему бы день простоять да ночь продержаться! Бегом!
Он полоснул ножом по маскировочной сетке, и карапузы попадали на землю, как прошлогодние яблоки. Сам Агроном взвалил Фёдора на плечо и, не дожидаясь, пока бедолаги придут в себя, ломанулся в лес.
Запыхавшиеся карапузы нагнали Агронома только через добрый десяток минут, тот хотя и бежал с грузом на плечах, но при этом показывал невероятную прыть.