Братья Дуровы
Шрифт:
цаний в печати и публики, но потом, по зрелом размышлении и
принимая во внимание приличный гонорар, рассудил, что этой не¬
большой рекламой я вовсе не умалю своих достоинств и не отравлю
ничьего удовольствия».
Признание откровенное. В жестокой борьбе за существование все
средства казались ему хороши. И он выходил на сцену, облачившись
в богатый, украшенный фальшивыми драгоценными камнями кос¬
тюм, а на спину прикреплял крупную надпись:
замыслу рекламодателей этот костюм и надпись должны были сви¬
детельствовать, что всякий, имеющий дело с банкирским домом Бло¬
ка, наживает груды бриллиантов, рубинов, сапфиров и прочих драго¬
ценностей.
Публика, по признанию самого Дурова, отнеслась довольно сдер¬
жанно к его появлению в таком виде. Все же он не удержался от
повторения подобного выступления, на этот раз для рекламы шляп¬
ного фабриканта.
«Шляпное» антре было очень незамысловато, как признавал
даже сам его исполнитель. Он выходил на арену с непокрытой го¬
ловой и просил униформиста дать ему хороший цилиндр. Тот при¬
носил их целую охапку. Клоун тщательно примерял каждый цилиндр
и все браковал.
— На вас не угодишь! — замечал униформист.
— А зачем ты принес их мне такую массу?— возражал кло¬
ун.— Ты принеси один, да хороший цилиндр. Вот, например, фаб¬
рики... (имярек). Возьму его без всяких рассуждений.
Трудно сказать, чего было больше в таких антре — рекламы
фирмы или откровенной саморекламы. Фирменная надпись на ко¬
стюме клоуна и похожий на газетное объявление текст репризы по¬
ражали своей необычайностью, заставляли обсуждать странные при¬
емы исполнителя и, следовательно, говорить, говорить о нем...
Не следует думать, что Анатолий Дуров был единственным, кто
прибегал к такого рода рекламе. Талантливый клоун Жакомино,
выступавший в цирке Чинизелли в Петербурге, заказывал в типо¬
графии тысячи бумажных кружков со своим портретом. Мальчишки,
которые всегда стайками вертятся у входа в цирк, расклеивали эти
бумажки всюду, где только можно: на витринах магазинов, садовых
скамейках, на окнах, дверях и степах домов. За полезную деятель¬
ность мальчишки, конечно, награждались бесплатными пропусками
на галерку, откуда они тоже прославляли своего благодетеля.
Заказал он штамп со своей фамилией и в магазинах, где его
знали, просил ставить штамп на бумаге, в которую заворачивались
покупки. А случалось и так. Позовет Жакомино приятелей с собой
в кафе и уславливается:
— Я пойду вперед, а вы войдите попозже. Заметив
чите: «Жакомино! Знаменитый Жакомино, ты, оказывается, здесь!»
Кричите погромче так, как будто видигге меня сегодня в первый раз.
За кофе плачу я...
Расчет оправдывался — услышав громкие голоса и знакомую фа¬
милию, посетители кафе оборачивались:
— Смотрите, вот клоун Жакомино!
Так укреплял свою популярность уже достаточно известный ар¬
тист. Заслуживает ли упрека молодой клоун?
Находчивость и остроумие, отличавшие Анатолия Дурова, застав¬
ляли о нем говорить в обществе. В Москве рассказывали, как ловко
он поставил на место одного светского нахала. Это был сын редак¬
тора влиятельной «желтой» газеты «Московский листок» В. Н. Пас¬
тухова. Как-то, находясь за кулисами цирка и пытаясь блеснуть сво¬
им юмором перед дамами, он обратился к Анатолию Дурову с та¬
кими словами:
— А правда ли, что для полного успеха клоуну нужно иметь
глупое лицо?
— Правда!—последовал быстрый ответ.
Компания молодого пшюта захохотала. Победа его казалась оче¬
видной. Но после короткой паузы Дуров закончил:
— И если бы я обладал твоим лицом, тогда получал бы жалова¬
ние вдвое больше!
Посрамленный остряк и его компания поспешили скрыться.
На этом дело не кончилось. На следующий день в «Московском
листке» появилась заметка, в которой клоун Анатолий Дуров под¬
вергся решительному разносу, был объявлен нахалом, грубияном,
бездарностью, артистом, недостойным показываться на арене.
Газета продолжала травлю, отчего объект ее нападок перешел в
решительное контрнаступление. Случилось это на одном из пред¬
ставлений, когда редактор Пастухов находился в ложе и с презри¬
тельной миной глядел на выступление с дрессированной свиньей.
Вдруг чушка подошла к ложе, поставила передние ноги на барьер
и уставилась на сердитого редактора.
— Чушка! Назад! Иди сюда...
Свинья оставалась неподвижной.
— Иди же, говорю тебе! Не желаешь?
Свинья не меняла положения.
— А, понимаю!—воскликнул Дуров.—Старых знакомых увиде¬
ла! На своих насмотреться на можешь...
Публика поняла смысл рискованной проделки и хохотала до упа¬
да над разгневанным редактором.
Газета «Московский листок» занимала по отношению к царско¬
му правительству охранительную позицию, поэтому передовые круги
русского общества приветствовали сатирические выступления Дуро¬