Братья Дуровы
Шрифт:
Подобный стиль работы находил подражателей среди некоторой
части русских артистов. Появлялись лица, выдававшие себя за «ино¬
странцев». Яркий пример — некий «индус», именовавший себя Нэпом
Саибом, выступления которого носили откровенно шарлатанский ха¬
рактер. В своих рекламах он «первый факир мира» — предупреж¬
дал, что принимает приглашения исключительно в первоклассные
цирки, иллюзионы, сады и просит его не смешивать с разными
ходимцами, называющими себя факирами и даже смеющими при¬
сваивать себе его честное имя, за что он, настоящий Нэн Саиб, бу¬
дет преследовать их по закону.
Номер «первого факира мира» производил неприятное впечатле¬
ние. Иглой он прокалывал себе язык, кожу на груди, мускулы на
руке, булавками пришпиливал к телу небольшие гири. И, наконец,
на глазах публики укладывался в «могилу» — яму, которую засыпали
песком. В руке факира оставляли только веревку с привязанным на
конце звонком.
Проходило минут двадцать. Нэн Саиб не подавал признаков жиз¬
ни и на манеже показывали другие номера. Вдруг раздавался резкий
звонок. Начинались крики: «Разройте! Разройте его!» Публику успо¬
каивали. Через некоторое время слышался совсем слабый звонок,
будто факира уже покидали силы. Зрители требовали: «Скорее! Ско¬
рее спасайте его!» Некоторые бросались на манеж помогать разры¬
вать «могилу». Из нее появлялся «носитель честного имени» Нэн
Саиб.
Номер назывался «живой мертвец». Делался он просто. Как толь¬
ко факира начинали засыпать песком, он становился на колени и
на руки, чтобы в яме оставалось свободное пространство с запасом
воздуха. Тренировка позволяла ему обходиться этим скудным запа¬
сом кислорода довольно долго.
Таких «факиров» и прочих шарлатанов было немало. Все же не
они определяли пути развития циркового искусства. Многие номера
русских артистов, так же как и лучшие иностранные, привлекали
своей выдумкой и смелостью, притом отличались самобытностью
своего искусства.
В конкуренции с иностранными артистами испытывали трудно¬
сти и русские клоуны. Им тоже приходилось полагаться лишь на са¬
мих себя при осуществлении придуманных трюков, так как в Рос¬
сии не было фирм, производивших необходимый реквизит, а приобре¬
тать его в странах Западной Европы, в частности в Германии, было
не просто и дорого.
Правда, благодаря этим затруднениям на русской клоунаде мень¬
ше отразилось влияние примитивных шутовских атрибутов, вроде
уродливых масок, топоров, втыкаемых в головы, громких пугающих
хлопушек
Тем более поражают и радуют блистательные, ни с чем не срав¬
нимые успехи братьев Дуровых к началу XX века. До той поры ни¬
где в мире клоунада не принимала столь острого обличительного
направления. И это в обстановке ожесточенного наступления реак¬
ции, когда царское правительство подавляло революционные очаги,
расправлялось с малейшими проявлениями свободомыслия.
Особенно свирепствовала цензура. Запрет накладывался на все
заподозренное в «крамоле», будь то в печати, на сцене театра, на
арене цирка.
...Зритель развернул программу. По случаю гастролей Владими¬
ра Дурова, которому отводится все третье отделение, в остальных
двух ни одного клоунского номера. И, что совсем ново, в программе
мало конных номеров. Прославленный конный цирк начинает
уходить в прошлое. Зато теперь больше музыкальных и акробати¬
ческих аттракционов, фокусников. Артисты выступают не только в
одиночку, но и группами.
А сколько появилось эффектных воздушных номеров, например
«полетчиков», трапеции которых подвешиваются под самым ку¬
полом.
Вот пара гимнастов — он и она,— которыми так любуются зри¬
тели. Подобно белке, она перелетает с одной трапеции на другую,
где партнер, висящий вниз головой, подхватывает ее на лету. Чудес-
иый миг! Кажется, что они парят в высоте на невидимых крыльях.
Это — удивительное торжество человеческого тела, словно ставшего
невесомым, обретшего новую, неизведанную легкость и красоту.
Номера программы идут в темпе, невиданном в прежние време¬
на. Держать на манеже быстрый темп теперь обязаны все. Именно
темп, без торопливости, которая сродни суетливости, порождающей
угрозу непоправимой ошибки.
И тем более велико значение паузы. Ведь умело рассчитанная
пауза подчеркивает верность и четкость взятого темпа. Надо иметь
особый дар, чтобы полно постигнуть это непреложное требование
циркового искусства.
Оба Дуровы, как никто из других клоунов, владеют таким даром.
Конечно, поэтому Владимир Дуров так недвижимо стоит у форган¬
га, занавеса, отделяющего его от манежа. Мишурный блеск и вели¬
колепие костюма контрастно подчеркивают его задумчивость —
задумчивость клоуна перед выходом на глаза зрителей. Чувство ме¬
ры художника подсказывает ему момент, когда, выждав последний