Братья Дуровы
Шрифт:
Посетители, робея, спускаются все ниже. Направо и налево попадаются глубокие ниши с полочками и на них мрачные сентенции: «Рано или поздно, всяк попадет на свою полочку».
«Смотрите вниз!» — слышат посетители и отшатываются. Там в глубоком колодце лежат белые кости…
Нет, скорее отсюда наверх, к свету, к жизни!
Какой контраст! Только что побывавшие в мрачном подземелье, вдруг оказываются в воздухоплавательном отделе музея. Тут интересные снимки и модели воздушных шаров и аэропланов различных систем. И, главное, модель аэроплана, на котором в 1910 году Анатолий Леонидович совершил полет над Воронежем с Иваном Заикиным, бывшим борцом, ставшим
Всем известен острый ответ Дурова на вопрос губернатора, заданный ему после полета: «Какие ваши впечатления?» — «Когда я летел вверх, ваше превосходительство, то испытывал восторг оттого, что уносился от земных друзей в небеса. А когда глянул вниз, то пришел в восторг оттого, что полиция и губернатор показались мне еле заметной мелочью…» — «Вот новый случай вам поострить…»— холодно заметил начальник губернии.
У выхода из музея еще одна надпись: «Уйти отсюда не спешите, таков совет вам добрый мой, и на террасе отдохните пред тем, как вам идти домой». Отчего не послушать доброго совета и не посидеть на террасе в чудесном саду с пышными клумбами цветов. Тут есть чем полюбоваться и чем поинтересоваться. На столе лежит тетрадь в дорогом кожаном переплете. Это путевой альбом Анатолия Леонидовича, в который друзья и поклонники его таланта писали на память.
На первой странице стихотворная запись самого владельца альбома. Что поделать, у него непреодолимая слабость к подобным сентенциям:
Слова, и мысли, и приветы, И вместе с надписью портреты, Что собирал я много лет, — Пускай увидят белый свет.Трудно представить большее смешение имен, рангов, чинов и положений тех, кто писал «на память» в путевой альбом Анатолия Леонидовича Дурова. Наглядное свидетельство широкого признания и известности.
Уже на первой странице соседствуют имена особ, удивительно различных по характеру своей деятельности, таких, как маг и чародей оперетты и эстрады М. Лентовский и чуть не объявленный святым отцом православной церкви протоиерей Иоанн Кронштадтский.
Художник И. Айвазовский написал акварелью свой излюбленный сюжет — море, а рядом адвокат Н. Карабчевский — шутливые стишки. Писатель В. Гиляровский тоже оставил стихотворное послание, а Ф. Шаляпин свою фотокарточку с дружескими словами.
Поэт К. Фофанов, фельетонист В. Дорошевич, артист Мамонт Дальский написали в альбом теплые шуточные строки, после которых поэтически «вдохновился» некий жандармский полковник И. Николаев.
Художник Н. Билибин нарисовал в альбоме изящную картинку-ребус с тонким политическим намеком, что, очевидно, толкнуло на либеральные мысли и графа А. Бобринского.
Писатель М. Арцыбашев оставил в альбоме только одну строку: «Самая дрессированная свинья в мире — это человек». Знаменитый танцовщик М. Петипа подтвердил эту горькую мысль:
Как видно, общество зверей Полезней общества людей.Итальянский певец Баттистини написал на память афоризм: «Искусство и любовь возвышают человека до бога».
С добрыми словами привета в альбоме встретились И. Репин, А. Куприн, А. Аверченко, артисты К. Варламов, Г. Ге, Мазини, Аделаида Патти, П. Орленев, А. Южин-Сумбатов, Е. Гельцер, авиатор А. Кузьминский и многие другие известные современники.
А вот еще любопытная запись: «Жму руку
Даже стяжавший печальную славу московский обер-полицмейстер Трепов не обошел Дурова своим вниманием и изрек: «Ваши изгнания способствовали Вашей славе не меньше, чем Ваши четвероногие артисты». Под этим поистине полицейским афоризмом стоит размашистая подпись и, чтобы не возникли никакие сомнения, гербовая казенная печать.
Анатолий Дуров часто говорит о себе с гордостью: «Я — король шутов, но не шут королей». Однако страницы его путевого альбома пестрят и такими именами представителей родовой аристократии и крупного чиновничества, как московский генерал-губернатор князь Долгоруков, лифляндский губернатор Звегинцев, сибирский губернатор Ключарев, петербургский градоначальник Драчевский, министр императорского двора граф Фредерикс и прочие высокие особы.
Уж такова сила таланта и личного обаяния Дурова, что те, кого он так зло и остро высмеивает в своих сатирических шутках, все же воздают должное великому клоуну.
Но сам Анатолий Дуров с горькой иронией относится к славословию сильных мира сего. В небольшой поэме он открывает свои чувства:
…Что вы… Что вы… Ни слова я не произнес, А вы смеяться уж готовы. Что вас смешит? Мой лоб… мой нос… Лицо, фигура, ноги… руки… Не понимаю иногда. Терплю жестокие я муки, А вам забавно, господа. Я шут. Я клоун. Я не вправе Серьезным быть хотя бы миг. Вся цель, вся жизнь моя в забаве, Успеха ею я достиг. И позабыть ни на минуту О ней не смею. Все равно Вы превратите горе в шутку, И что мне больно — вам смешно.Путевой альбом завершает статья М. Горького, посвященная клоуну-сатирику Анатолию Дурову. В ней проникновенные слова: «В отравленный источник печали он влил каплю, одну только каплю живой воды — смеха и сделал его целебным, дающим силу и жизнь. Здесь не было ни волшебства, ни ловкости рук: он просто взял человека современности, угрюмого, мрачного, — и из темного угла печальных воспоминаний вывел его под брызжущие лучи солнца смеха…
Не сердитесь же, не гневайтесь на того, кто показал вам „мир кверху ногами“, кто заставил вас взглянуть в кривое зеркало жизни — и испугаться отразившихся в ней искривленных, обезображенных черт своего собственного лица.
Всю жизнь прожить в толпе и для толпы — и не слиться с ней, не потерять „своего лица“, не заразиться ее низменными инстинктами— это большая заслуга артиста…»
Уголок на Божедомке
Пусть человек почувствует в животных личность, сознающую, думающую, радующуюся, страдающую.
Садовое кольцо — надежный зеленый щит Москвы. Старые липы аллеями и полукружиями тянутся на несколько верст. У Самотечной улицы в их лиственный поток вливаются бульвары — Екатерининский и Цветной. Екатерининский бульвар соседствует с обширным парком, который окружают сады, сады, сады, сливающиеся с Марьиной рощей.