Братья Львиное Сердце [перевод Б.Ерхова ]
Шрифт:
— Что, по–твоему, скажет Тенгил? — спросил я Маттиаса.
— Что он недоволен нами, — ответил дед. — Ни о чем другом он не говорит.
Впрочем, нам он ничего не говорил! Он не мог разговаривать с рабами. Он говорил Пьюке, а тот доводил до нашего сведения, как недоволен Тенгил народом Шиповничьей долины. Люди плохо работали и укрывали его врагов.
— Львиное Сердце до сих пор не пойман, — сказал Пьюке. — Наш милостивый князь недоволен!
— Как я его понимаю, как понимаю, — забормотал кто-то рядом. Это говорил нищий оборванец со всклокоченными волосами и седой косматой бородой.
— Терпение нашего милостивого князя истощается!
– объявил Пьюке. — Он жестоко накажет Шиповничью долину!
— И будет только справедлив, только справедлив, - блеял нищий. Я понял, кто он — местный дурачок, блаженненький.
— Но, — продолжал Пьюке, — в своей великой доброте наш милостивый князь решил пока повременить с кровавой расплатой. Наоборот, он сам готов заплатить. И плата будет щедрой. Двадцать белых лошадей тому, кто поймает Львиное Сердце!
— Не отловить ли мне лисицу? — подтолкнул меня локтем нищий. — Двадцать белых лошадей на дороге не валяются! Хорошую цену назначил наш милостивый князь за паршивого лисенка.
Я так разозлился, что чуть было не ударил его. Дурак дураком, но надо знать меру!
— У тебя что, стыда не осталось? — прошептал я, а он в ответ захихикал:
— Не, немного, — а потом заглянул мне в лицо, и я увидел его глаза. Такие красивые, ясные глаза были только у Юнатана!
И вправду не знал он ни стыда ни совести! Как смел он появиться здесь, под самым носом у Тенгила! Хотя, конечно, никто бы его не узнал. Даже Маттиас не узнал. Пока Юнатан не похлопал его по плечу и не сказал:
— Старик, а ведь мы с тобой где–то встречались?
Юнатан любил переодеваться. По вечерам он разыгрывал передо мной настоящие спектакли. В те времена, когда мы еще жили на земле. Иной раз он таким чучелом выряжался, что я смеялся до колик.
Но разыгрывать комедию здесь, сейчас, перед Тенгилом, казалось просто наглостью!
— Должен же я знать, что тут происходит, — прошептал он и больше не смеялся. Да и смеяться было нечему.
Тенгил приказал построить всех мужчин Шиповничьей долины в один ряд и своим железным пальцем стал указывать на тех, кого надлежало переправить по реке в Карманьяку . Я знал, что это значит. Юнатан рассказывал мне. Никто из тех, на кого указывал пальцем Тешил, не возвращался живым. Их ожидала каторжная работа в Карманьяке – таскать огромные тяжелые камни, строить крепость, которую князь возводил на самой высокой вершине гор. В эту несокрушимую и неприступную для врага крепость Тенгил засядет на долгие–долгие годы и наконец–то почувствует себя в безопасности. Но для строительства крепости требовалось много рабов, и рабы гнули спины от зари до зари, пока не падали от истощения.
«А тогда их отдают Катле», — говорил мне Юнатан.
Я вспомнил его слова, и по моей спине даже здесь, на солнце пеке, побежали мурашки. Хотя про Катлу я пока ничего не знал, знал только ее отвратительное имя — не больше.
Тенгил показывал пальцем, и на площади стояла тишина. Тишину нарушала одна только птичка, весело чири кавшая высоко на липе. Птичка не знала, чем занимался Тенгил.
А потом начался тихий плач. Я с болью слушал, как плакали женщины, теряющие мужей, и дети, которым никогда больше не увидеть отцов. Плакали не только они, плакали все. Я тоже.
Тенгил не слышал плача. Он сидел на коне и все указывал и указывал, и алмаз на его указательном пальце вспыхивал каждый раз, когда он приговаривал к смерти еще одного.
И тут мужчина, на которого он указал, видно, потерял го лову, когда услышал плач своих детей. Он вырвался из шеренги и, прежде чем воины успели его схватить, подбежал к Тенгилу.
— Тиран! — крикнул он. — Когда–нибудь ты тоже умрешь, ты думал об этом?
И плюнул на Тенгила.
Тенгил и бровью не повел. Он дал знак рукой, и ближайший к нему воин поднял меч. Я увидел, как сверкнуло на солнце его лезвие, и в тот же момент Юнатан схватил меня и прижал мою голову к груди, он спрятал мое лицо, чтобы я не видел. Но я почувствовал или, вернее, услышал, как он всхлипнул. И, когда мы шли домой, он плакал. Хотя не плакал никогда.
В тот день Шиповничья долина оплакивала убитого. Все оплакивали его. Все, кроме воинов Тенгила. Они, наоборот, радовались всякий раз, когда Тенгил приезжал к ним и устраивал пиршество. И не успела высохнуть на площади кровь убитого бедняги, а воины уже лакали там пиво из больших чанов и жарили на вертелах свиней. Над долиной пополз сизый чад, а они ели и пили и превозносили друг перед другом Тенгила, устроившего им легкую и приятную жизнь.
— Но они давятся нашими свиньями, — говорил Маттиас, — и пьют наше пиво, бандиты!
Сам Тенгил в пиршестве не участвовал. Он кончил указывать пальцем и отплыл обратно по реке.
— Теперь он сидит довольный в своем замке и думает, что нагнал на долину страху, — сказал Юнатан, когда мы воз вращались домой. — Он думает, что теперь здесь не осталось никого, кроме запуганных рабов.
— Но он ошибается, — подхватил Маттиас, — не понимает! Ему никогда не сломить людей, борющихся за свободу, не покорить тех, кто стоит заодно, как мы!
В это время мы проходили мимо утопавшего в зелени яблонь дома, и Маттиас сказал:
— Здесь жил тот, кого убили.
На пороге сидела женщина. Я узнал ее, вспомнил, как она вскрикнула на площади, когда Тенгил указал пальцем на ее мужа. Она сидела и обрезала ножницами свои длинные светлые волосы.
— Зачем ты режешь волосы, Антония? — спросил ее Маттиас. — Что ты делаешь?
— Тетиву, — ответила она.
И замолчала. Но я навсегда запомнил ее глаза.
За многое в Шиповничьей долине полагалась смертная казнь, рассказывал мне Юнатан. Но опаснее всего было хранить в доме оружие, за это наказывали еще строже, чем за все остальное.
Воины Тенгила то и дело ходили по усадьбам и по дворам и искали припрятанные луки, мечи и копья. Но они ничего не находили. Хотя не было ни одного дома и ни одного двора, где бы не прятали и не ковали оружие для битвы, которая на ступит наконец, так говорил Юнатан.
Белых лошадей Тенгил обещал и тем, кто выдаст ему тайники с оружием.
— Какая тупость, — сказал Маттиас. — Неужели он думает, что отыщет в Шиповничьей долине хоть одного предателя?
— Нет, это только в Вишневой долине живут предатели, — грустно сказал Юнатан, да, это сказал он, хотя никто бы не узнал его в лохматом нищем, ковылявшем рядом со мной.