Братья-оборотни
Шрифт:
— Заебись, — подвел итог отец Бенедикт. — Поехали.
Он решил провести основной ритуал на том самом месте, где сэра Персиваля настигла нелепая смерть. И сэр Реджинальд, и рядовые воины, которых опросил святой отец, все единогласно утверждали, что в дневное время дракон пребывает хуй знает где, и только после заката на земле появляются новые его следы. Характерные такие следы, как от гигантской курицы.
— Дети Сатаны не любят света, но предпочитают пресмыкаться во тьме, — провозгласил отец Бенедикт. — Но недолго осталось пресмыкаться богомерзкому отродью! Поехали, братие!
До замка они добрались без происшествий. У ворот их встретил его высочество сэр Роберт, сопровождаемый невестой,
Первыми на поляну въехали кнехты-охранники. Тщательно обыскали кустарник и высокую траву, убедились в отсутствии как самого дракона, так и свежих его следов, и разместились по периметру, обеспечивая охрану. И только после этого на поляну ступили кони, несущие благородных всадников.
Отец Бенедикт огляделся и провозгласил, указав на могучий дуб, растущий в центре поляны:
— Вон там алтарь ставьте, прямо под деревом!
Монахи установили походный алтарь, разобрали бурдюки со святой водой и заняли места согласно расписанию. Зрители расположились перед алтарем полукругом, благородные — в первых рядах, прочие — позади. Все было готово к началу церемонии.
— Что ж, с божьей помощью приступим! — провозгласил отец Бенедикт.
И начался пиздец.
Ни ярл Роберт Локлир, ни бароны, ни кнехты, осматривавшие поляну, никто из них не знал, что драконы умеют лазить по деревьям. Это неудивительно, ведь ни в одном из научных трудов и народных сказаний, где упоминаются драконы, ни разу не говорится об этом их свойстве. Что они летают — написано, но тот дракон, что завелся в Локлирском уделе, летать явно не умеет, слишком куцые у него крылышки, скорее лапы, чем крылья. А то, что этих куцых крылышек хватает, чтобы перепархивать с ветки на ветку — такое нормальному человеку вряд ли пришло бы в голову. Проще представить себе аиста, скачущим по ветвям, чем дракона.
Как бы то ни было, некоторые виды драконов лазят по деревьям, притом весьма ловко. И когда дьявольское отродье низринулось с дерева с явным намерением разорвать святого отца в клочья, к этому никто не был готов.
— Пиздец тебе, а не божья помощь! — завопил дракон человечьим голосом и напрыгнул на святого отца.
И выставил он вперед свои голенастые ноги, и увидели все, что из второго пальца каждой ноги торчит огромный серповидный коготь, и стало понятно, как сэр Персиваль Тандерболт получил свою смертельную рану. И взмахнул отец Бенедикт своим чудотворным посохом, и вырвалась из него святая молния, но не поразила дракона, а промчалась мимо и подожгла вяз, растущий на краю поляны футах в ста или чуть далее. Но и дракон тоже промахнулся, сбитый с толку божьей молнией. Растопырил свои куцые недокрылья, затрепетал ими, разворачивая тело должным образом, но не успел завершить маневр и в итоге ударил отца Бенедикта не смертоносным когтем по горлу, а мягкими перьями по щеке, и не причинил этот удар никакого вреда. И бросился на дракона Джон Сильвер, недавно произведенный в рыцари, и ударил по крылу своим убогим мечом, изношенным, заржавленным и не вполне достойным рыцаря, и срубил драконово крыло ниже локтя, хотя многие думали, что не срубит — уж очень плохой меч был у Джона Сильвера. И упала драконова конечность наземь, трепеща перьями, и завизжал дракон, и взмахнул отец Бенедикт святым посохом еще раз, и уебал нечестивую тварь молнией, на сей
— Так это же Мелвин Кларксон, ебаный колдун! — громогласно выразил сэр Реджинальд всеобщее мнение.
И распахнулись глаза юной леди Изабеллы, и проявился в них неимоверный восторг, который, впрочем, остался незамеченным окружающими. И огляделся сэр Роберт охуевшим взглядом, и многие обратили внимание, что его высочество чрезвычайно напуган, и что столь открыто выказывать свой испуг не подобает знатному феодалу. Впрочем, сэр Роберт овладел собой уже через считанные секунды. Принял горделивую позу, достойную феодала, и обратился к святому отцу со следующими словами:
— Отец Бенедикт, вы не пострадали? Прошу вас, приступайте к церемонии, не будем терять времени.
Отец Бенедикт перекрестился, сделал благочестивое лицо и приступил к церемонии.
ГЛАВА ПЯТАЯ. Что нельзя прекратить — возглавь
— Розы красные, фиалки голубые, — говорила ведьма. — У кошки четыре лапы, позади нее длинный хвост. У девочки Мэри был барашек. Одной ткачихе приснилось, что она бабочка, которой снилось, что она ткачиха. Я была в Бристоле, была в Хастингсе и в Истборне тоже была. Где земля греется первыми лучами, там птичья трель рвет тишину. Я положила мясо на хлеб, у меня есть голова, и шея тоже есть. Я прокрадусь шагами в последнюю тьму через дверь, на которой агнец изваян. Ненависть, ненависть, я твоя ненависть, я твоя ненависть, когда хочешь любви. Моя душа была на лезвии ножа.
Мелвин сидел посреди горницы, но не на полу, как положено собакам, а взгромоздившись на колченогий табурет. Удерживать равновесие было непросто, чуть махнешь хвостом — сразу все начинает качаться, того и гляди навернешься, и придется начинать обряд заново. Один раз он уже навернулся.
Перед тем, как начать обряд, ведьма запалила сухой травяной веник, заплетенный наподобие девичей косы. Теперь она ходила вокруг Мелвина противосолонь, размахивала этим импровизированным кадилом, и монотонно бормотала какую-то невероятную ахинею. Едкий травяной дым заполнил горницу, в глазах щипало, в носу свербело, а чихать нельзя, чихнешь — тут же окажешься на полу, и опять все заново. Пиздец какой-то.
— Ничего не трясется, кроме листьев на деревьях, — продолжала ведьма. — Матти Гровс ударил первым, лорд Дональд ударил вторым, а Лесли Гровс ударил позже всех, но сильнее всех. Ежик неуязвим для насилия. Боги, хозяева и люди, все помрут вместе в конце. Была бы у меня лента подвязать волосы, улетела бы, как беспечный ангел. Делай то, что по душе, на своем единороге.
Поначалу Мелвин прислушивался к ведьминым стишкам, пытаясь уловить скрытый смысл, затем перестал прислушиваться, наоборот, стал пытаться отвлечься от них, не думать о них, не обращать внимания на колдовской бред. Но когда бредовость слышимого превосходит все мыслимые границы, не обращать на него внимания становится решительно невозможно. Хоть молитву про себя читай…
— Вижу веру в твоих глазах, слышу веру в твоих слезах, — продолжала ведьма. — Иуда мой вождь, шепчет мне ночь. Длинные лодки увидены, воинский дух пробудился. Божий сын сидит на солнце, раздает душам мир и покой. Свойство вселенной суть бессмертная любовь. Гляди-ка сюда.
В руках ведьмы, откуда ни возьмись, появилась полупенсовая монетка на веревочке, и закачалась она из стороны в сторону, и завертелась вокруг своей воображаемой оси, и расступались перед ней дымные струйки и снова сливались позади, и следил за ней Мелвин глазами, и не мог отвести взгляд.