Братья по крови
Шрифт:
Отон умудренно кивнул.
– Печально, безусловно, печально. Но ведь, не разбив нескольких яиц, не зажаришь яичницы, верно?
– Яиц? Мне кажется, господин трибун, сравнение не вполне уместное.
– Фигура речи, префект. Конечно, мертвым воздадутся почести, а Рим будет скорбеть, получив это известие и чувствовать благодарность за то, что эти люди принесли во благо империи высочайшую жертву.
– Да, господин трибун.
Последовала пауза, после которой Отон, густо и солидно прокашлявшись, продолжил:
– Ну, а теперь, когда ратные дела окончены, думаю, нет причин, препятствующих мне снова принять командование
– Это так, господин трибун. Согласно указаниям легата Квинтата, я возвращаю командование колонной вам.
Отон вздохнул с явным облегчением.
– Благодарю вас, Катон. И можете быть уверены, что я в полной мере воздам вам за ту роль, которую вы сыграли в нашей сегодняшней победе.
Префект чуть склонил голову.
– А сейчас нам остается одно, – весело воскликнул трибун, – готовить колонну к снятию с лагеря и отправляться в обратный путь на Вирокониум. Признаюсь, мне ничуть не жаль будет вернуться к благам цивилизации, предлагаемым армейским городком. А они там, безусловно, есть. – Он указал на замызганную тунику Катона и его руку на перевязи. – Лично вам, префект, не мешало бы как следует помыться и переодеться. Вы, скажу я вам, тоже изрядно подустали. Давайте-ка, ступайте, приведите себя за несколько часов в порядок, а уж я переложу бремя командования с ваших плеч обратно на свои.
– Благодарю, господин трибун. Так я и сделаю. Но вначале один, последний вопрос, который нам необходимо прояснить. – Затрагивая эту тему, Катон ощутил, как сердце забилось от волнения. – Касается он мятежа в Изуриуме, а также бегства Каратака из-под стражи тогда, после победы над силурами.
– А, вы об этом? Пусть то, что висело на вашей совести из-за побега этого нелюдя, вас больше не тревожит, – отмахнулся Отон с изящной небрежностью. – Раз уж на то пошло, все ваши деяния до, а уж тем более после этого с лихвой сводят вашу оплошность на нет.
– За тот побег, трибун, я ответственности не несу. К нему причастен другой человек.
– Вот как? Кто же это?
Катону не хотелось оглашать имя преступника раньше, чем будет обосновано обвинение.
– Господин трибун, насколько вы помните, сторожившие Каратака люди были убиты прежде, чем могли как-то воспротивиться своему убийце.
– Да, и что?
– А то, что они, по моему мнению, или знали нападавшего, или же у них не было причины усомниться в своей безопасности.
– Видимо, да. И что с того?
– Тогда возникает вопрос о том, кто разгласил Венуцию весть о смерти полководца Остория. Весть, которая, в свою очередь, помогла консорту спровоцировать свержение королевы Картимандуи. Осведомленных о смерти верховного можно перечесть буквально по пальцам. Фактически здесь, в Изуриуме, о ней прознали только мы и условились меж собой не ставить в известность бригантов, пока те не отдадут нам Каратака.
Отон вдумчиво кивнул.
– Вы, я, центурион Макрон, ну и моя жена. Меня, я надеюсь, вы не подозреваете?.. Ну, а если это не я и, надеюсь, не вы, то остается… центурион Макрон? – Возникла неловкая пауза. – Вы, я понимаю, близкие друзья. Служили вместе столько лет… Нет, что ни говорите, а я не верю. Ведь вы не можете подозревать Макрона, своего близкого друга?
– Конечно, нет, господин трибун. Центуриону Макрону я верю всем своим существом. И заподозрить его в предательстве – такое мне и в голову прийти не могло.
– Хм. Значит, получается, кто-то другой…
– Солдат здесь ни при чем. Он в крепость как прибыл, так сразу и убыл. Это был некто другой.
Добродушная беспечность сошла у трибуна с лица. До него стало доходить.
– К чему вы клоните, префект? Вы обвиняете… меня? Да как вы смеете…
– Не вас, господин трибун.
– А кого? – растерянно, а затем изумленно повел глазами Отон. – Тогда… мою жену? Поппею? Да вы с ума сошли!
– Нет, господин трибун. Не сошел. А просто корю себя за то, что не осознал этого раньше.
Лицо трибуна сделалось мрачнее тучи.
– Это какая-то шутка. Не смешно, префект. Мне не смешно.
– Где ваша жена сейчас?
– Как где? Отдыхает в моей персональной палатке. Хотя вас это не касается.
– Одну минуту…
Трибун встал и, твердой поступью подойдя к выходу, откинул складку.
Невдалеке снаружи дожидался Макрон, а с ним Септимий и центурион Лебауск: всё как условлено. Центурион и торговец сейчас сдержанно похваливали кольчугу, которую Макрон взял трофеем на бастионе. Катон взмахом подозвал их к себе, и они втроем вошли в палатку.
– Что все это значит? – насторожился Отон.
– Я тут подумал, – воздев бровь, поглядел на Катона Септимий, – не проставиться ли мне вам, господа, в честь вашей славной победы? По такому случаю и вина не жаль.
– Заканчивай уже со своим лицедейством, – нетерпеливо выдохнул Катон.
– Никак не могу взять в толк, что вы имеете в виду, благородный префект.
– Да, действительно, – уже теряя самообладание, вознегодовал Отон, – зачем вы притащили сюда этого виноторговца?
– Дело в том, господин префект, что это не виноторговец. И звать его не Гиппарх. Имя ему Септимий – имперский агент, посланный Нарциссом для раскрытия заговора против императора. Как раз ему и надлежало выявить изменника – а именно, вашу жену, засланную в Британию с целью подточить наши усилия по приведению провинции к миру. Да и не только это. Ей же вменялось устранить меня и центуриона Макрона. Это так, Септимий?
С минуту имперский агент хранил молчание с лицом, непроницаемым, как маска. А затем кивнул.
Отон вперился в него распахнутыми в удивлении глазами:
– Имперский агент, посланный сюда соглядатайствовать за моей женой? Так, что ли? Сущий вздор! Поппея невиновна. И предполагать что-либо обратное абсурдно и, заметьте, опасно. Ведь я этого так не оставлю.
– Неужели, господин трибун? – неумолимо спросил Катон. – Вдумайтесь: ведь все сходится. В том числе и способы сокрытия. В самом деле, кто бы мог заподозрить высокородную римлянку – патрицианку, жену старшего трибуна? Конечно же, не те двое, что оказались убиты для того, чтобы Каратак вырвался на волю. Конечно, не я – даже после той битвы, когда, как я теперь полагаю, она пыталась отравить меня тем вином, что от своих щедрот предлагала мне в офицерской палатке. А самое главное, не вы, ее муж, который был вне себя от блаженства, беря эту женщину, свою любимую жену, в неблизкий и опасный путь к столице бригантов, где она и передала врагу весть о смерти Остория. Что, кстати, позволяет мне поинтересоваться: это вы попросили ее сопровождать вас, или же она настояла на этом сама? И вообще, кто изначально замыслил, чтобы она вместе с вами отправилась в Британию?