Братья Рико
Шрифт:
Он не осмелился подать им руку. Долго искал шляпу.
Удивительно, но ему казалось, будто он уже переживал подобную сцену. Даже знал о беременности Норы.
— До свидания.
Он чуть не сказал «прощайте», но это слово испугало его. Тем не менее он понимал, что «до свидания» было хуже и могло прозвучать как угроза.
А он не собирался угрожать, он был искренне взволнован и, направляясь к двери, чувствовал, что глаза его наполнились слезами.
Никто не помешал ему уйти, не было произнесено ни слова. Он не знал, смотрят ли на него, сжимает
Открыв дверь, Эдди попал словно в раскаленную печь.
Шофер, укрывшись в тени, направился к машине. Хлопнула дверца. Эдди взглянул на дом. Он увидел только маленькую девочку. Она высунулась из окна кухни, чтобы посмотреть, как он уедет, и показала ему язык.
— В Эль-Сентро?
— Да.
— В отель?
Эдди послышалось, что где-то тронулся с места автомобиль. В полях ничего не было видно. Часть дороги закрывал дом.
Он чуть было не спросил шофера, но не решился. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным душой и телом. Воздух в такси обжигал. Они ехали по солнцепеку, и у Эдди гудело в ушах. В пересохшем рту он ощущал металлический привкус, а, когда опускал веки, перед глазами у него плясали черные точки.
Он испугался. Ему случалось видеть, как люди падали от солнечного удара. Проезжая поселок, он заметил скобяную лавку.
— Остановитесь на минутку.
Ему нужно глотнуть холодной воды, нужно побыть в тени, чтобы прийти в себя.
— Вам нездоровится?
Как было бы хорошо, переходя улицу, потерять сознание и проболеть несколько дней, чтобы ни о чем не думать, ничего не решать.
Продавцу достаточно было взглянуть на него, чтобы все понять, и он тотчас принес ему бумажный стаканчик с ледяной водой.
— Не пейте слишком быстро. Я подам вам стул.
Это было просто нелепо. Тони, наверно, заподозрил бы его в притворстве, а уж Нора, которая смотрела на него с жгучей ненавистью все время, пока шел разговор, наверняка бы так решила.
— Еще воды, пожалуйста.
— Переведите хотя бы дух.
Шофер вошел вслед за ним и ждал, как человек, привыкший к подобным происшествиям.
Внезапно, когда Эдди подносил ко рту второй стакан, к горлу подступила тошнота. Он едва успел наклониться между газонокосилкой и оцинкованными ведрами, как его вырвало фиолетовой от вина жижей.
— Простите меня, — пробормотал он. Глаза его были полны слез. — Так.., глупо!
Мужчины переглянулись.
Желая помочь ему, хозяин лавки несколько раз сильно хлопнул его по спине.
— Не надо было пить красное вино, — нравоучительно произнес шофер.
— Они, они настаивали, — безудержно икая, прошептал Эдди; вид у него был жалкий.
8
Протягивая Эдди ключ, портье ничего не сказал, словно не видел его. Пока кабина поднималась, мальчик-лифтер не сводил глаз с отворота пиджака Эдди, на котором выделялось фиолетовое пятно.
Эдди возвращался в номер с одной лишь мыслью — поскорее лечь в постель.
Едва он вошел в комнату, как
В то же мгновение Эдди увидел незнакомого человека, и, прежде чем он успел что-либо сообразить, его сковал страх и возникло отвратительное ощущение холода вдоль позвоночника. Это произошло автоматически, как при нажатии кнопки зажигается лампа или включается двигатель. Эдди ни о чем не думал. Просто решил, что настал его черед, и во рту у него пересохло.
Эдди знал десятки людей, которые кончили таким образом, и среди них были его приятели. Случалось, он еще пил с ними, например, в десять вечера, а в одиннадцать или в полночь обреченный, возвратясь домой, находил у себя двух человек, которые его ждали и ничего не обязаны были объяснять.
Иногда он задавал себе вопрос, о чем люди думают в такую минуту и потом, немного позднее, когда машина мчится к глухому пустырю или к реке и еще некоторое время за окном мелькают яркие фонари и то и дело прохожие и машина задерживаются под красным семафором, возле которого виднеется мундир полисмена.
Это длилось несколько секунд. Эдди был убежден, что в лице его не дрогнула ни одна черточка, но он также знал, что человек все заметил: выражение растерянности, когда он отворил дверь номера, полную расслабленность его тела и духа, электрический ток страха и, наконец, вернувшееся к нему внешнее самообладание при лихорадочной работе мысли.
Но это, очевидно, не то, чего он опасался: его посетитель был один, а для подобных прогулок всегда назначались двое, не считая того, кто ждал на улице в машине.
Вдобавок и сам человек был иного типа. Очевидно, кто-то из главарей. Служащие отеля не впустили бы к нему в комнату неизвестного субъекта. А тот не только сидел в его номере, но позвонил, вызвал официанта и заказал содовую воду и лед. Что касается виски, то незнакомец воспользовался плоской фляжкой, которая стояла теперь на ночном столике рядом со стаканом.
— Take it easy, son! — сказал он, не выпуская изо рта толстой сигары, запах которой успел наполнить комнату.
В переводе это означало: «Не волнуйся, сынок!»
Ему было за шестьдесят, возможно, без малого семьдесят. Он много повидал на своем веку, хорошо разбирался в людях и обстановке.
— Call me Mike!
«Зови меня Майк!» Не следовало заблуждаться, это не было разрешением держать себя запросто. Речь шла о той почтительной непринужденности, с которой в определенных кругах принято обращаться к влиятельному лицу.
Старик напоминал своим видом профессионального политика, сенатора штата, мэра, а еще более — одного из тех, кто управлял избирательной машиной и назначал судей и шерифов. Майк сумел бы сыграть любую из таких ролей в кино, особенно в ковбойских фильмах. Он это знал, и можно было догадаться, что сходство ему льстит и он всячески старается его усилить.