Братья Стругацкие. Письма о будущем
Шрифт:
В то же время Стругацкие, становясь пионерами «Новой волны» в СССР, начинают работать ещё в ключе научной фантастики и, как минимум, первое десятилетие работают в согласии с официальной идеологией.
Первой заметной политической моделью Стругацких становится мир «Полдня», художественно осмысливающий тенденции, заявленные господствующим мировоззрением СССР – развитие политической системы по законам Разума, научного коммунизма, при заметной роли в обществе идей познания, значительной роли воспитания и т. д.
Позднее Стругацкие не только развивают эту модель, усложняя политическую систему мира «Полдня» и детализируя новые философские и политические проблемы, но и создают множество других политических моделей. Все политические модели Стругацких можно разделить на две группы – мир «Полдня» (модель Утопии, отнесённой в приближающееся Земли) и «Обречённые миры» (антиутопические модели, отнесённые в будущее альтернативных
Таким образом, Стругацкие моделируют и «торную дорогу истории», которая является естественным путём прогресса и ведёт к «идеальному обществу» Полдня, и «ответвления» или «препятствия» на пути к политической утопии Стругацких, которые могут возникнуть вследствие развития тех или иных негативных политических тенденций.
Ближайшим преемником Стругацких в современной отечественной фантастике стал С. Лукьяненко, произведения которого часто полемизируют с творчеством Стругацких. С. Лукьяненко рассматривает те же политические тенденции, которые анализировали Стругацкие, но с позиции 90-х гг. XX века, добавляя к ним данные о новой политической обстановке. В его творчестве, как и в работах классиков западного футурологического анализа, поднимаются проблемы тоталитаризма, свободы и порядка, соотношения средств и целей, взаимодействия цивилизаций с различными культурными традициями.
Интересно, что если Стругацкие от гармонии с существующей системой постепенно движутся к интерпретационному конфликту с ней, и в поздних их работах иные исследователи усматривают антикоммунистические идеалы, то С. Лукьяненко напротив, работая в период «дикого капитализма» в России, неоднократно создавая сравнительные модели общества абсолютного порядка и общества абсолютной свободы, приходит к выводу, что и то, и другое являются одинаковой угрозой для рядового человека.
Наряду с критическим анализом проблем современности путём гипертрофирования существующих политических тенденций фантастика как форма политической мысли играет ещё одну важную роль, которая заключается в создании утопий.
Утопия, такая как «Полдень XXI век» Стругацких, формируется в тесной взаимосвязи с политической идеологией общества, в котором она создаётся. Поэтому каждая утопия является своеобразным индикатором эпохи. Кардинально противоположными являются утопии Даниэля Дефо и И. Ефремова, одна из них является выражением политической мысли раннего либерально настроенного Запада, другая – коммунистического СССР.
Именно эта связь делает исследование утопии неизменно актуальным.
Существует также мнение, что утопия является продуктом исключительно тоталитарного общества. Его появление связано с малым распространением либеральных утопий (как говорилось выше, этот жанр мало характерен для западной фантастики XX века). По мнению некоторых исследователей, утопическое мышление становится выражением стремления автора уйти от реальности и создать модель лучшего общества. Такая точка зрения не объясняет, почему в «тоталитарном» обществе создаются утопии не либеральные, а социалистические, а позже коммунистические.
В то же время повсеместное распространение утопии в СССР сталинского и хрущёвского периода позволяет предположить, что причиной расцвета утопии является не столько мнимототалитарный характер общества, сколько его высокая идеологизированность. При этом утопии советских фантастов не лишены полемики, не только с западными мыслителями, но и с отечественными коллегами. Все они являются индивидуальными моделями будущего, призванными воплотить в образах политическую систему, в неизбежности создания которой ещё нет сомнений, но которая в работах К. Маркса и В. Ленина описана достаточно схематично.
Комплекс этих обстоятельств и приводит к развитию утопии.
Подводя итоги сказанного, нужно отметить, что философская фантастика, предтечами которой являются миф и научная фантастика, а особыми формами – утопия и антиутопия, изначально формировалась как способ анализа окружающей реальности, постепенно всё больше приближаясь по своим функциям к социальному, философскому и политическому анализу. Философская фантастика формируется в тесной взаимосвязи с политическими условиями её создания и является своеобразной формой выражения политической мысли, присущей отдельно взятой эпохе. Специфическим методом анализа, присущим философской фантастике, является «гипертрофирование существующих социальных и политических тенденций». На основе такого гипертрофирования создаются политические модели утопического и антиутопического характера, которые не только являются выражением политических настроений определённой эпохи, но и оказывают заметное влияние на формирование этих настроений в среде своих читателей – в первую очередь интеллектуальной элиты.
1.2.
1.2.1. Прогнозирование и фантастика
В отличие от ситуации перехода от аграрной эпохи к эпохе индустриального общества, к тому моменту, когда встал вопрос об исчерпании, политическая мысль общества имела возможность опираться и на значительный научный багаж, в том числе – оформляющуюся политическую науку и попытаться ответить на запрос в осмыслении приближающегося нового состояния общества с научных позиций, используя и появившийся опыт научного прогнозирования [23] .
23
К работам «ранней футурологии» можно отнести «Предвиденья о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» Г. Уэллса (1901), «Будущее Земли и человечества» К. Э. Циолковского (1928), «Предвидимое будущее» Дж. Томсона (1955). Во 2-й четверти XX в. – развитие технологического прогнозирования: работы В. А. Базарова-Руднева, Дж. Бернала, Н. Винера, Р. Юнгка. В серии статей (1924–1928 г.) В. Базаров предлагал путь перехода от «размышлений о будущем» к его исследованию: проблемно-целевой подход (генетическо-телеологический), который впоследствии лёг в основу научного прогнозирования.
«Введение» фантастики в контекст форм политической мысли требует осмысления ее соотношения с другими близкими формами – утопией и антиутопией, футурологией, прогностикой и т. п.
Один из ведущих отечественных специалистов в области прогнозирования И. В. Бестужев-Лада [24] , формулируя понятие такого явления как «исследование будущего», пишет, что в отличие от гадания, предсказания, пророчества и т. д. – это проводимое по всем законам научного поиска исследование, направленное на изучение перспектив наблюдаемых процессов и явлений, научный вывод о вероятном или возможном состоянии изучаемого объекта в будущем. При этом он выделяет два значение термина «предвиденье» [25] : как аналог предугадывания, или предсказывание и предвиденье как научное исследование, направленное на изучение перспектив развития какого-либо процесса или явления, со всеми требованиями, относящимися к любому научному исследованию – что, собственно, и является задачей футурологии. В последнем тоже можно выделить две стороны: предсказание каких-либо событий в будущем и выявление назревающих проблем и возможностей их решения с помощью исследовательских технологий, где предсказания играют сугубо условную, инструментальную роль – своего рода «технологическое». Он же называет и основные принципы, которые должны лежать в основе подобного футурологического исследования.
24
Бесстужев-Лада И. В. Впереди – XXI век. Антология современной классической прогностики. – М. 2000. – С. 7.
25
Бестужев-Лада И. В. Что мы знаем о XXI веке? И каким образом? // Впереди – XXI век. Антология современной классической прогностики. – М. 2000. – С. 23–51.
По его мысли, в основе футурологии лежат три теоретических положения. Во-первых, прошлое можно знать, но невозможно изменить; будущее невозможно знать как прошлое (в виде тех или иных событий), зато можно изменить действиями на основании определённых решений, в том числе и с учётом возможных последствий таких решений. Во-вторых, будущее, соответственно, можно и должно познавать не обязательно простым предугадыванием событий, а в форме постановки проблем, целей, а также возможных решений и их последствий. Иными словами, можно ориентировать исследование будущего не просто на предсказание, а на повышение объективности и, следовательно, эффективности принимаемых решений. При этом предсказания явятся побочным, само собой разумеющимся продуктом, который представляет интерес и сам по себе. В-третьих, такого рода исследования, как и другие научные исследования, сводятся к изучению источников (документов) и литературы, опросам населения и особенно экспертов, обобщению опыта экспериментов. Результаты обычно представляются в виде трендовых моделей – экстраполяции в будущее наблюдаемых тенденций, а так же в виде разного рода аналитических моделей (сценариев, матриц и т. д.).