Братья Ждер
Шрифт:
— А я и был повсюду.
— Возможно, А что, коли государь проедет тут да насупит брови? Небось сразу покажется, что на тебя надели ледяной панцирь. А ты что глаза выпучил, Маленький Ждер? Скачи что есть духу и мигом воротись с Георге Татару, Есть тут дельце для вас обоих. Ты еще здесь?
— Лечу, батюшка.
— Следовало бы уже воротиться. А что ты сделаешь, второй конюший, — повернулся Маноле Ждер к старшему сыну, — что ты сделаешь, коли государь соизволит спросить, оженился ли ты? Князю давно известно, о чем я печалюсь.
Симион пожал плечами, глядя куда-то вдаль. Он очень походил на своего отца — был столь же суров и несговорчив, как и Маноле Черный. Когда моргал глазами, кунья шерстка у левого виска вздрагивала.
— Не знаю, что скажет государь. Узнает, что я по-прежнему холост, вот и все.
— И снова повелит тебе жениться.
— Постараюсь не ослушаться. Ежели смогу, честной конюший.
В его мягком голосе слышался гнев. Старый Ждер глухо кашлянул и стегнул плетью по голенищу сапога.
Маленький Ждер возвращался, горяча пегого. За ним ровно рысил на караковом иноходце с поджатыми ушами тот, кого называли Георге Татару. Он и в самом деле был татарином, прижившимся давно среди молдаван и крещенным еще в юности. Приземистый, широкоплечий, скуластый и косоглазый, с гладкой и смуглой кожей и реденькими усами, он, казалось, только что примчался из степей. Однако носил он молдавскую одежду и был истинным воином Христа. И самым верным среди всех тимишских слуг конюшего.
Юноша и Георге Татару спешились. Конюший повернулся к ним.
— Хочу услышать от вас, — начал он, — как достать для государя дичь к его трапезе и как упредить казначея Кристю, чтобы вовремя явился встречать господаря?
— Все добудем: и дичь, и батяню Кристю, — весело заверил Ионуц, глядя на отца и на брата ласковыми глазами.
— Знаю, на словах ты всегда готов, — буркнул конюший. — Посмотрим, каков ты в деле. Солнце-то не ждет. Глядишь, а оно уж высоко, вот едет и старшина Некифор Кэлиман. Он должен был расставить караулы до самой Браниште, чтобы вовремя оповестить нас, когда двинется княжеский поезд. Скоро князь отъедет из Браниште. Когда же вы успеете доехать и воротиться?
— Князь отъедет только после святой литургии, — заметил Симион.
— Откуда тебе это ведомо? — сердито спросил старик конюший.
— Нетрудно догадаться. Да и мальчонка говорил.
— Мальчонку звать Ионуцем Черным, и велено ему быть отроком при дворе государя.
— Ну и на здоровье. Обойдусь и без него.
Младший Ждер подмигнул брату и показал язык, но тут же прикусил его, ибо отец неожиданно повернулся к нему.
Старшина Некифор Кэлиман, остановившись рядом, удивленно осведомился:
— О каком таком отроке при дворе государя говорят тут?
Конюший Маноле кивнул в сторону Ионуца.
— Чур тебя, нечистая сила! — развеселился старшина охотников. — Стало быть, теперь ты на самом верху, жеребчик? А недавно еще
Взбешенный юноша вскочил в седло. Татарин тоже вскочил на коня.
— Куда же вы, люди? — крикнул конюший.
— Исполнить твое повеление, — кинул через плечо Ионуц.
— Перво-наперво разбудите казначея! — наказал конюший. Потом дружелюбно обратился к старому Кэлиману: — Зачем ты срамишь моего сына? Что у тебя? Вижу, хочешь что-то сказать.
— Хочу, честной конюший. Только пусть слушает и его милость Симион.
Старый Ждер повернулся к сыну и чинно отвесил поклон:
— Второй конюший, изволь послушать нас.
Пока старшина Кэлиман таинственным шепотом рассказывал свои новости, поворачивая острый нос то к старому Ждеру, то к Симиону, Ионуц скакал впереди татарина, но то и дело оглядывался, догадываясь, о чем говорил Кэлиман. Недобрые предчувствия томили его сердце. Татарин, по своему обыкновению, молча следовал за ним.
Они задержались ненадолго в усадьбе: отвязали псов и достали из клетки ястреба. При этом юноша старался не попадаться на глаза конюшихе Илисафте, чей голос то и дело слышался на поварне. Когда цыганки донесли ее милости, что он на дворе, Ионуц уже скакал вниз, к прибрежным рощам, зеленевшим вдоль Молдовы-реки. Горестно всплеснув руками, боярыня следила за ним с крыльца, пока он не скрылся из глаз.
До двора казначея Кристи Черного было не так далеко — конный перегон. Проехав его, уже можно было увидеть дом казначея, стоявший на той стороне реки.
Татарин протяжно гикнул, вызывая паромщика с противоположного берега. Но тот почему-то не показывался из своей землянки. Татарин взглянул в сторону рощи. Ионуц, прежде чем спешиться, делал ему знаки, чтоб он торопился, Георге гикнул еще раз. И тут же, направив своего каракового иноходца вверх по течению, погнал его в воду.
Когда он выбрался на другой берег, вода ручьями стекала с его одежды. Татарин помчался ко двору Кристи Ждера. Вокруг все дышало негой и изобилием. Рабы и служители грелись на солнце — был праздничный день. У подъезда ждала колымага ляшского образца, запряженная четвериком. Кузов дорогого экипажа, покрашенный в зеленый цвет, висел на кожаных ремнях, смягчавших дорожную тряску. На конях была кожаная глянцевитая упряжь. Кучер, сидевший на козлах, был облачен в дорогой кафтан с позументами. Двое служителей держали коней под уздцы.
Для татарина все это было не внове. Проскакав мимо слуг, он соскочил с коня и вбежал на крыльцо. От его одежды и обуви летели брызги.
— Господи помилуй! Да что стряслось? — кричали цыганки, мгновенно очнувшись от ленивой дремоты.
— Где его милость боярин Кристя? — спросил татарин.
— Боярин наряжается к встрече с государем.
— Где он?
— Где же ему быть, как не в доме?
— Посторонитесь! — крикнул Георге, расталкивая цыганок.