Братья Ждер
Шрифт:
Но Симион Ждер пребывал в спокойном состоянии духа. Собрав часть служителей, он проверял сабли и пики. Перед ним лежали пеньковые арканы. Один из воинов докладывал о распорядке стражи.
— Дорогой брат, — мирно начал казначей, — позволь сказать тебе в сторонке два слова.
— Что случилось? — спросил второй конюший, взглянув на него через плечо. Однако отошел от своих людей и последовал за казначеем.
— Дорогой брат, — продолжал Кристя, — я хотел напомнить тебе, что мы должны внимать советам родителей наших.
— А я узнал, — ответил второй конюший, — что боярыня Кандакия ждет тебя внизу. Плачет, убивается, места себе не находит.
— Ты в точности это знаешь?
— В точности.
— Тогда я побегу вниз.
— Не мешкай. И будь добр, передай Ионуцу, чтобы он поднялся сюда.
ГЛАВА VIII
Следуя Сучавским трактом, Ионуц узнает свою судьбу из уст цыганки-ворожеи
От Тимиша до стольного города Сучавы три почтовых перегона. До самого господарева подворья в Спэтэрешть слева от тракта виднеются воды Молдовы-реки, за ней — чудесные картины гор и лесов. По обеим сторонам реки тянутся древние селения льготчиков. Жители этих селений, свободные от некоторых поборов, несут государеву службу и помогают князю в его ратных делах.
Редко попадался на этом тракте более пышно убранный выезд, нежели запряженная четверкой вороных колымага, в которой следовал к господареву двору казначей Кристя. Рядом с ездовым, то и дело щелкавшим длинным кнутом, восседал слуга в кафтане с галунами. У левого окна колымаги, за которым, укутавшись а лисьи меха, сидела боярыня Кандакия, скакал младший из братьев Ждер. За экипажем в облаке пыли, словно в наказание за какие-то грехи, рысил Ботезату, слуга Ионуца. Великолепный казначейский возок виден был издали. Крестьянские повозки останавливались на краю дороги, а кое-кто из пеших смердов сворачивал на боковые тропки — подальше от кнута ездового. Только господаревы служители продолжали как ни в чем не бывало свой путь, однако и они не забывали отвешивать поклон сановнику.
На постоялом дворе в Спэтэрешть можно было менять коней. Здесь был почтовый ям, устроенный в восточных государствах Европы по образцу персидских. (Об этом Ионуц вскоре узнал от наставников княжича Алексэндрела). Однако казначей Кристя Черный предпочитал въехать в Сучаву на своей четверке вороных. И посему он распорядился, чтобы хозяин постоялого двора насыпал вдоволь ячменя боярским коням, не забывая при этом и о пегом коне Ионуца, а также о лошади его слуги. Накормив лошадей, достойному корчмарю надлежало обеспечить всем необходимым людей — прежде всего именитых бояр.
Стоял весенний погожий день, из лугов доносились чудесные запахи. Боярыня Кандакия недвижно сидела в колымаге, глядя вдаль, где за речными лугами сверкали крыши города Баи. Как ей хотелось устроить привал не в корчме, а в этом городе! От других щеголих узнала она, что только у саксов [33] можно достать притирания и румяна, сохраняющие вечную молодость. Но она крепилась, зная нрав мужа: исполняя какое-нибудь поручение князя, Кристя бывал неумолим. Усердием он превосходил любого придворного. Ни засуха, ни проливные дожди не остановили бы его. Так было и теперь, когда он получил повеление представить на следующий день в понедельник Ионуца ко двору. Всякое слово, намек, мешающие ему выполнить поручение, разъярили бы его, как дикого кабана. Конечно, казначей тоже поглядывал в сторону Баи, но лицо его выражало при этом такое равнодушие, что госпожа Кандакия только горько усмехнулась. Кристя Черный был углублен в собственные мысли. Он вспоминал горести и печали боярыни Илисафты. Провожала она отъезжающих до самой реки и немало слез пролила в ее волны, прощаясь с сыночком. Ионуц трижды целовал ее руки, отходя и снова возвращаясь в ее объятия, и, наконец оторвавшись от горестно вздыхавшей боярыни, притворно вытирая слезы и лукаво улыбаясь, перебрался на ту сторону реки, где ждала колымага казначея.
33
Саксы — жители немецкой национальности, поселившиеся в некоторых районах Трансильвании в XII и XIII вв.
— Ах! — возопила боярыня Илисафта, воздев руки к небесам, нет на свете злее тиранов, чем мужья и дети наши!
Воскликнув это, конюшиха Илисафта оглянулась и увидела, что старый Ждер ухмыляется в свою дремучую бороду.
Сопровождая его в стольный город, боярыня Кандакия никогда не изъявляет радости, как полагалось бы жене казначея. Ходит хмурая, лицо ее редко проясняется. Известно, что среди всех боярынь, бывающих на обедне в кафедральном соборе или следующих в боярской свите при встречах господаря, нет ни одной, которая блистала бы такими нарядами, словно только что явилась из Варшавы с придворного бала короля Казимира. Оттого-то боярыни и косятся на нее, словно на лютого врага. Кандакия улыбается, но казначей прекрасно знает, что ее застывшая улыбка выражает не радость, а стремление угодить ему. Она всегда отказывалась от того, что тешило других женщин, и негодовала, узнавая, какие подлости творятся при дворах венценосцев. Немало говорили и о дворе господаря Штефана, ибо люди, живущие в роскоши и безделье, всюду одинаковы. Слушая все эти рассказы, боярыня Кандакия тоненько смеялась, глядя из-под длинных ресниц, но обычаи эти ей были противны. Она отметала их от себя, размахивая у самых ушей пальчиками, унизанными дорогими перстнями.
— А знаешь, не так уж плохи господаревы дороги, — заговорила казначейша, обратя к мужу ласковый взор. — В пути, пожалуй, лучше, чем в стольной Сучаве, где женщины так завистливы. Тут тихо, с тех пор как ратники князя искоренили разбой. Можно ехать вольно и беззаботно. Мы бы могли заночевать в Бае. Там чистая харчевня, не хуже, чем у немцев.
— Хорошая харчевня найдется и в Сучаве, — ответил казначей. — Тоже на твой вкус. Ты ведь не любишь останавливаться у приятелей или у родичей. Так я нашел удобное местечко у Йохана Рыжего. Лях этот — оборотистый купчина. Продает молдавское вино королевскому двору в Варшаве. А жена его мастерица по части причесок.
— И ты уверен, муженек, что именно поэтому я предпочту останавливаться у Иохана?
— Я этого не говорил.
— И неужели ты думаешь, что мне нравится это столичное скопище надутых вельмож, что задирают нос и не смотрят на людей? Слушай, деверь, — ласково позвала она Ионуца, — пора тебе узнать, какова истинная цена блистательным сановникам стольного города. Терпеть их не могу, чванливых. Думаю, что и господарю нашему они не по нутру. Из-за них и пришлось ему скитаться по белу свету. И двор там без государыни. Одна там княгиня Кяжна, тетка господаря, да и той опротивели эти надутые боярыни. И правильно она поступает, что отгоняет их от себя и добивается для господаря руки трапезундской [34] княгини.
34
Трапезунд — небольшое феодальное государство на юго-восточном побережье Черного моря (1204–1461 гг.).
Казначей изумленно воззрился на нее.
— Откуда тебе ведомы подобные тайны, боярыня?
— Истина во сне привиделась, — рассмеялась казначейша. — А ты, деверь, слушай и на ус мотай, остерегайся молдавских боярынь и боярских дев. Самые скрытные и вредные создания! В лицо улыбаются, а за глаза убить готовы.
— Ну, я мужчина, мне страшиться нечего, — простодушно заметил Ионуц.
Боярин Кристя шумно рассмеялся, затем, получив из рук корчмаря вертелы с жареной свининой, протянул один жене. Братья торопливо откусывали куски нежного мяса, между тем как боярыня Кандакия все раздумывала, можно ли ей при такой красоте и изысканности снизойти до этого деревянного вертела, с которого капал свиной жир. Наконец решившись, она осторожно нагнулась и незаметно откусила кусочек мяса своими белыми зубками, затем протянула вертел служителям. Те поспешно схватили его, тут же поделили мясо между собой и, жадно проглотив, вытерли губы рукавом.