Братья Ждер
Шрифт:
По берегам старого русла виднелись дубовые рощицы. Широкий речной поток омывал молдавский берег, где разбросаны были рыбачьи хижины и склады для рыбы.
На другом берегу стояла крепость, охранявшая устье рукава.
За этим укрепленным местом, защищаемым войсками и пушками, тянулась другая протока, огибавшая другой остров. Там начиналось царство язычников. Вода там чернела под сенью леса. Над вершинами дубов вставали столбы дыма от чужих очагов. И название места звучало чуждо: Орманлы-гьол. Там стояла глинобитная малая крепость с янычарском стражей Мехмет-султана.
Выше
Всадники спешились у вырытых в прибрежном овраге землянок малой крепостной заставы. Купец Дэмиан выступил вперед и протянул сотнику государеву грамоту. Ознакомившись с ее содержанием и осмотрев красную восковую печать, воины поклонились и поспешили спустить на воду плоскодонный баркас, дабы не чинить задержки государевым посланцам. Погрузив честных бояр с конями и служителями в баркас, они поплевали на ладони и взялись за весла. Был час, когда человек здесь особенно ощущает свое одиночество. Но высоко в небо быстро проносились поднявшиеся из оголенных рощ станицы диких уток. А над ними раздавались крики диких гусей. Проводив их глазами, путники стали следить за величественным полетом стаи белых пеликанов, взмывших в небесную высь и опустившихся затем, словно снежные хлопья, недалеко от того места, где на крепостной башне реяло голубое господарево знамя. На развевавшемся по ветру знамени Штефана-водэ была вышита золотыми нитями голова зубра.
Казалось, воины на стенах тоже следили, опершись на свои копья и чеканы, за высоким полетом пеликанов. Дозорный у ворот затрубил лишь тогда, когда плоскодонка пристала к берегу. Старый конюший сел в седло, медленным шагом проехал вперед и остановился у рва. Из бойницы над воротами на него внимательно смотрел воин, но выражение его лица было отнюдь не враждебно. Очевидно, он узнал по одеянию господарских сановников.
Старый конюший поднял правую руку в знак того, что хочет говорить. Служитель крикнул ему сверху:
— Если дело государево, наш пыркэлаб велел впустить вас без промедления.
— Мы едем из Сучавы, — ответил конюший. — Я Маноле Черный Тимишский. У нас господарева грамота.
— Знаем, — сказал с улыбкой воин и склонил голову.
По его приказу мост опустили, звеня цепями, и ворота открылись. Конюший Маноле, немного удивленный, но гордый такой встречей, переехал через мост, за ним последовали его спутники.
Воин спустился со стены и потребовал грамоту. Купец Дэмиан протянул ее. Воин рассмеялся.
— Звать меня Дима Ворунтару, — пояснил он, — вот уж два месяца, как стою тут приставом у ворот — за этот срок я лишь позавчера видел лицо земляка. А сегодня
От такой благосклонной встречи в первый же час прибытия путники почти позабыли про дорожную усталость. Одно было непонятно. Получалось так, будто их ждали. Но ведь никто не опережал их в пути. А если речь идет о тех, кто прибыл сюда два дня тому назад, то как же могли они знать, кто едет следом?
— Неужто это Ионуц? — спрашивал конюший старшину Некифора. — И хватило у него дерзости явиться в крепость? Зачем ему было лезть в ловушку, когда он должен был искать уединения, чтобы беспрепятственно перейти на турецкую сторону ради своего безумства? И все же лишь он один мог догадаться, что за ним будет погоня. А коли это он, то и слава богу, — продолжал старый конюший. — Значит, найдем его тут. Придется, конечно, побранить его за наши напрасные труды, да только не очень…
Второй конюший Симион был менее удивлен.
— Мне кажется, отец, что здешние воины рады любой христианской душе, оттого и сидят до вечера, уставив яствами стол, дожидаясь гостей. Мальчику здесь нечего было делать. Едва достигнув берега, он сразу же перебрался тайком на остров, на котором мы видели столбы дыма. А ежели не перебрался, так надо поставить стражу и перехватить его, когда захочет перейти. Иного места для переправы, кроме как близ рыбачьих хижин и складов, нет. А перейти он может только в ночное время. Но если он успел переправиться, то дело наше куда труднее. Тут нет открытых мест — его не увидишь. И тут не город — не скроешься в толпе. Тут крепость, и одному человеку не окружить ее. Либо он отсиживается в камышах среди зверей и пухнет от голода, либо выйдет из зарослей, и тогда первый же нехристь хватит его ятаганом по голове.
— А я думаю, второй конюший, — хмуро молвил старик, — что не для того скакал ты сюда со мной, чтобы терзать мою душу такими словами. Попросим лучше этого достойного пристава, пусть ведет нас к пыркэлабу.
Путники оставили на попечение слуг коней и оружие и поспешили к тому самому столу, о котором шла речь.
— Самое мудрое дело — сперва откушать, — заметил Дэмиан своему отцу. — После ужина и заботы покажутся менее тяжкими.
Его милость Гоян Албу встретил посланцев князя с непокрытой головой, в дорогом наряде и в цепи из золотых колец.
— Давно я знаю честного конюшего Маноле, — проговорил он, склонив седую голову. — Особливо по делам его в ту пору, когда господин наш был в Валахии. Не понимаю только, отчего он не живет при дворе, а уединился в подгорье.
— Уединился опять же для того, чтобы служить государю, — улыбнулся конюший. — Ты, честной пыркэлаб, уединился в другой пустыне за тем же.
— И то правда, — вздохнул пыркэлаб. — Только в нашей пустыне не пахнет еловым лапником. И поблизости живет Сулейман-бей. Порой такой падалью несет с той стороны, что с души воротит: еда в горло не лезет. Хорошо еще, что сегодня ветер дует с моря.