Браво-Два-Ноль
Шрифт:
— Итак, Энди, расскажи мне подробно про то снаряжение, которое было у вас с собой. Что там еще было? Ну же, нам нужна твоя помощь. В конце концов мы ведь тебе помогли.
— Прошу прощения, у меня все перепуталось. Я ничего не понимаю.
— Что вы собирались делать с взрывчаткой?
В его голосе по-прежнему не было агрессии.
— Никакой взрывчатки у нас не было. Честное слово, я не понимаю, о чем вы говорите.
— Энди, несомненно, вы собирались вывести что-то из строя, потому что у вас был пластид «ПЕ-4», мощная
Упоминание о «ПЕ-4» было еще одним свидетельством того, что полковник получил военное образование в Великобритании, но я постарался не обращать на него внимание.
— Честное слово, я не понимаю, о чем вы говорите.
— Знаешь, у нас в госпитале находятся ваши люди.
Здесь он меня задел. Я постарался не показать удивление или потрясение; считалось, что я никак не связан с теми бандитами, которые учинили побоище неподалеку от магистрали.
— Кто они? — спросил я. — В каком они состоянии?
У меня лихорадочно кружились мысли. Кто это может быть? Что они могли сказать? А что, если полковник просто блефует?
— С ними все в порядке, с ними все в порядке.
— Большое спасибо за заботу о них. Наша армия также заботилась бы о ваших раненых.
Если кого-то из наших поместили в госпиталь, это говорит о том, что иракцам они нужны живые.
— Да, — равнодушно произнес полковник, — нам известно всё. Несколько человек из вашей группы находятся в госпитале. Но с ними все в порядке. Мы не варвары, мы заботимся о военнопленных.
«Да, как же, — подумал я. — Я видел документальные съемки времен ирано-иракской войны и знаю, как вы заботитесь о пленных».
Тут я ничего не мог поделать, но я должен был ответить так, как этого ждали от меня иракцы. Это большая игра, учиться которой необходимо начинать с детства. Научиться лгать матери и учителю и в любой момент по желанию вызывать слезы.
— Благодарю вас за то, что вы помогаете нашим солдатам, — сказал я. — Но больше я вам ничего не могу сказать. Я ничего не знаю.
— Итак, мы договорились, что ты был в составе той группы, которая побросала свои рюкзаки, и что с тех самых пор мы за вами следили.
— Нет — вы окончательно сбили меня с толку. Я не понимаю, про какие рюкзаки вы говорите. У нас никаких рюкзаков не было. Нас бросили, мы оказались совсем одни в самом сердце вашей страны. Я простой солдат, я иду туда, куда мне скажут, и делаю то, что мне скажут.
— Но, Энди, ты так и не объяснил нам, что вы должны были делать. У вас же было какое-то задание.
— Послушайте, я занимаю место на самом низшем уровне в нашей армейской иерархии. Как вам самим прекрасно известно, у нас в армии действуют по принципу «знай только то, что тебе нужно». Нам говорят только то, что мы должны знать, а поскольку я в самом конце цепочки, мне ничего не сказали.
Отлично — кажется, я задел нужную струну. На каждом
Похоже, полковник озадачен. Он что-то спросил по-арабски у майора. Тот предоставил пространный ответ. Мне это очень понравилось. Похоже, я наконец сказал то, с чем иракцы согласились. Быть может, они наконец поверят, что я ни хрена не знаю. Быть может, они попробуют перенести эту ситуацию в свою армию. Все мы солдаты. Хоть один из них и майор, а другой — полковник, они все равно получают приказы от своих генералов. Конечной моей целью было заставить их проникнуться к нам состраданием и решить, что нет смысла тратить на нас время и силы, так как мы все равно ни черта не знаем, потому что мы простые тупые солдаты, которым не посчастливилось и выпало вляпаться в дерьмо.
— Хорошо, Энди. Мы с тобой еще встретимся. А пока ты свободен.
Он говорил тоном врача, отпускающего пациента.
— Огромное спасибо за угощение. Я как могу стараюсь вам помочь, честное слово, но я просто не знаю, что вам от меня нужно.
Мне снова завязали глаза, но, как это ни странно, сняли наручники. Я ощутил, как к пальцам опять начинает поступать кровь. Меня подняли на ноги и вывели на улицу. Холодный воздух ударил молотом. В кабинете полковника было так тепло, я расслабился, поглощая помидоры, хлеб и рис.
Я радовался тому, что преодолел еще один барьер и досыта наелся. Конечно, скорее всего меня накормили бы в любом случае, но мне просто было приятно сознавать, что я попросил и мою просьбу выполнили. Пока что я был относительно уверен в том, что в мой рассказ поверили, хотя меня и не вполне устраивало то представление, которое я разыграл. В конечном счете, мне все равно, верят мне иракцы или нет; главное — чтобы они принимали меня за тупого солдата, который ни хрена не знает. Будем надеяться, меня сочтут за никчемную мелкую сошку, из которой все равно не вытянуть достоверную информацию.
Я по-прежнему был босиком и не мог нормально ходить на изувеченных ступнях. Но разум мой работал в полную силу, и сейчас это было главным. Человеку могут при желании переломать все кости, но вот то, смогут ли ему сломать рассудок, зависит исключительно от него самого.
Я проковылял по длинному, холодному, сырому коридору, застеленному линолеумом. В дальнем конце меня заставили сесть на пол. Вокруг царила кромешная темнота; через повязку у меня на глазах не проникало ни лучика света. Время от времени до меня доносились отголоски шагов, пересекавших коридор, в котором я находился. Вероятно, это был какой-то штаб.