Браво, молодой человек!
Шрифт:
— Ничего. — Он прямо смотрел на Мусавирова. Лицо того оживилось, он точно обрадовался, что Рустем ничего общего не имеет с опустившимся человеком.
— Ну ясно, — заговорил он. — Обещал, не обещал — не в этом суть. Но ты все-таки отвечаешь за него, ты сын.
— Да, — угрюмо сказал Рустем.
Да, я сын. Да, сын отвечает за отца. Да, человек отвечает за человека! Напомните мне еще что-нибудь, о чем я забываю. Напомните, напомните, о чем я всегда помню сам!
— Ладно, Андрей Андреевич, — сказал он устало, неопределенно. — Идти
Оська ждал его у проходной.
— Подождем Ильдара, — сказал Оська.
— К черту Ильдара! Зачем ты его звал?
Оська поглядел удивленно.
— Ты о чем разговаривал с главным? — спросил он медленно.
— Так, пустяки. Личное.
— Это точно?
— Да чего ты пристал? — крикнул Рустем. — Какое тебе дело, о чем я с ним говорил?
Оська потупился и ничего не ответил. Тут появился Ильдар, кивнул: «Здорово», — и они отправились на омут.
Остановились на вершине скалистого холма. Под ногами была мягкая водянистая трава, а когда-то, помнил Рустем, здесь была полированная площадка, на горячих плитах которой лежали они ничком, подставляя голые спины солнцу. А может, это было другое место, и площадка та не здесь.
Рустем сбросил одежду и подошел к краю холма, ощутил глубинный холод воды и камня. Он медленно присел, чтобы затем резко оттолкнуться и броситься вниз.
— Ты что? — сказал Ильдар, в голосе его мелькнул вроде бы испуг. — Ты хочешь прыгнуть?
— Я хочу прыгнуть, — сказал Рустем. — А ты… не хочешь?
— Нет, — сказал Ильдар.
Он смотрел в сторону города, где широко, туманно в этот предсумеречный час, разлилась река. С тех пор, как построили плотину и начала действовать ГРЭС, вода в реке поднялась, и нынешнему пацанью омут был ни к чему.
(А мы когда-то за километры ходили к омуту купаться.)
Рустем резко оттолкнулся и полетел вниз. Вода была такой холодной, что казалась твердой. Он сильно двинул руками, и его вытолкнуло на поверхность. По обе стороны он увидел высокие прямые скалы, где-то высоко-высоко, точно он был в неимоверной бездне, посвечивало синее меркнущее небо. На какой-то миг стало жутко, но в следующий же миг охватил восторг. Все-таки он умел хорошо прыгать, и он знал, как прыгать в эту черную глубь: надо стать на самый край и сильно оттолкнуться, целясь на середину, на самую середину. Иначе ударишься о подножье скалы, что погребено водой.
Ему не хотелось плавать, мышцы были утомлены и все еще горели изнутри как-то тонко, свербяще; он лег на спину и тихо, едва-едва, шевелил ногами, ладонями. Далеко вверху посвечивало густеющей синевой небо, тускло и черно светились скалы, тронутые брызгами…
Он прыгнет! — подумал Рустем с испугом и перевернулся со спины на живот и глянул вверх: Ильдар был недалеко от края скалы, казалось, что он приседает и вот-вот кинется вниз.
И все-таки Рустем заторопился к берегу, цепляясь руками и ногами, взобрался туда,
— Ты не прыгай, — сказал Рустем. — То есть не вообще… а послушай, внизу, под водой, камни…
Ильдар внимательно смотрел на него.
— …надо оттолкнуться как можно сильней…
— Я не собираюсь прыгать, — сказал Ильдар.
— Ну и хорошо, — мягко, искренне сказал он. Черт его знает, как он прыгнет, расколотит себя вдребезги. И все-таки Рустем не удержался:
— Когда-то у мальчишек считалось доблестью нырять в омут.
— Георгий Степанович, говорят, здорово нырял, — сказал Оська.
— Георгий Степанович? — переспросил Ильдар.
— Ну да. А однажды здесь тонула девушка, и он спас ее.
— А потом?
— А потом. — Оська рассмеялся. — А потом он пошел в водолазы.
— Ну-у, — сказал Ильдар, — не был он водолазом.
— Конечно, не был. А еще здесь есть Пугачевская пещера, вон на той стороне. Говорят, там жил Пугачев, а потом, когда ему пришлось отступать, он оставил в той пещере драгоценности и оружие.
Ильдар скептически усмехнулся.
— Тебе это неинтересно? — спросил Рустем. — Неужели тебе это неинтересно?
Братишку он знал задиристым, знал наивным, грубоватым, но даже когда он бывал грубым и нес какую-нибудь чепуху, он меньше всего походил на скептика.
— Неужели?..
— Интересно, — сказал Ильдар. — Но это все легенды. Не мог Пугачев жить в той пещере, потому что у города он простоял ровно сутки и потом отступил, ушел в степи.
— Я прыгну, — сказал Оська и пружинисто присел.
— Оттолкнись сильней! — крикнул Рустем. Он крикнул поздно, гибкое тонкое тело Оськи взлетело вверх-вперед, но прежде, чем оно упало в воду, Рустем отметил, что все как надо, прыгнул он правильно.
Вылез он скоро, и тело его мелко дрожало, на смуглом лице выступила прожелть.
— Вода холодная, — сказал он, стуча зубами. — Просто ледяная. — Он накинул на плечи куртку, мелкими шажками дошел до края скалы, глянул вниз и вернулся обратно. — Просто ледяная. Бр-р-р!
Рустем внимательно поглядел ему в глаза.
— Ты прыгал когда-нибудь до этого?
— Нет, — быстро сказал Оська и стал одеваться. — Слушай, — сказал он вдруг, — Пугачев, по-моему, жил все-таки в этой пещере.
— Я уверен, что жил, — сказал Рустем.
— Слушай, о чем ты говорил с Мусавировым? Ты только не сердись…
Рустем молчал.
— Ты не об этом?.. Вот в газете хвалят завод — перевыполнение плана, экономия фонда зарплаты. Это же чепуха! Как мы сейчас работаем, мы работаем, что нам положено, и еще тянем третью смену. И не получаем за это ни черта. Вот и перевыполнение, и большая экономия. А изоляторы колются, как орешки!..
— Вы!.. — четким громким голосом сказал Ильдар, подшагивая к Оське. — Вы, прыгуны несчастные… да я сто раз прыгну в омут!.. я сто раз поверю, что Пугачев жил в пещере. Это уж точно, — нервно стал он усмехаться.