Браззавиль-Бич
Шрифт:
Я с громадным трудом приподнялась, дернулась влево, сильно изогнувшись в талии, высвободила руку и с сумасшедшей силой стукнула его по голове.
Я сбросила его с себя, он откатился в сторону. Сел на корточки с усилием, словно ему было очень больно.
— Не плачьте, — сказал он просительно, настойчиво. — Не плачьте, пожалуйста.
— Еще не хватало, — резко ответила я, высокомерно подняв брови. Должно быть, секунду назад что-то у меня в лице наводило на мысль, что я вот-вот разрыдаюсь.
— Болван гребучий, — сказала я. — Полоумный болван.
Мысленным взором я с отвращением увидела
— Вы меня простите? — сказал он.
— Полоумный ублюдок.
Еле переставляя ноги, он убрался в свой угол и лег. Я увидела, как он протянул руку, чтобы пальцами загасить фитиль. Я лежала в темноте, мышцы у меня сводило от злости, я кляла на чем свет неисправимое тщеславие этого человека, его прискорбную непонятливость. Что еще мне нужно было сделать, чтобы расставить все точки над «i»?
Мне приснилось, что я слышу стук в дверь, негромкий, настойчивый стук, и я проснулась почти тогда же, когда из подсознания пришел ответ, что это было на самом деле.
Ян на нетвердых ногах уже спешил к окну. Я слышала, как пули раскалывают асбестовую крышу с оглушительным грохотом. Я натянула на себя ботинки, подбежала к Яну.
Стоя рядом с ним у окна, я не видела ничего, кроме площадки перед школой, круглого участка голой земли, залитого мягким сумрачным светом звезд, и глухой темной стены окружавшего нас леса. Но в ушах у меня гремело «так-так-так» выстрелов и стук отлетающих от асбестовой крыши черепков, похожий на звон кафеля, разбиваемого о бетонный пол. Целятся слишком высоко, невольно подумала я. Это были давние слова Амилькара, теперь они всплыли у меня в памяти: африканские солдаты всегда целятся слишком высоко.
— Боже, Боже правый, — услышала я голос Яна. — Они здесь. — Он схватил меня за руку. — Бежим.
Мы бросились к двери. И услышали новые звуки. Мальчики отстреливались. В центральной комнате двое из них — в темноте я не видела, кто именно, — стреляли вслепую, из окон, откинувшись назад, отвернув лица; опиравшиеся на подоконник «калашниковы» подпрыгивали, мальчики, которым больше ничего не оставалось делать, высаживали их магазины в ночь. За окнами школы я впервые увидела желтые пики трассирующих пуль, световые копья, летевшие во всех направлениях.
Пригнувшись, мы выскочили с черного хода. Пятое Октября стоял возле него, прижавшись к стене. Справа, куда был устремлен его взгляд, я увидела, как разваливается, испуская клубы пыли, глинобитное вместилище «лендровера», я различила металлический лязг и буханье пуль, прошивающих жестяной корпус машины. Пятое Октября указал нам налево. Глаза у него были выпучены. Он что-то выкрикнул, но я не смогла понять, что. Мы, пригибаясь, пробежали по веранде и торопливо слезли в заросли сорняков, где прежде начинался огород. Как водится, теперь я стала думать о меньших опасностях: меня страшили змеи и скорпионы. На секунду или две огонь прекратился, и, как мне показалось, со всех сторон поляны из темноты послышались выкрики, хриплые, настойчивые, требовательные. Потом мальчик выстрелил из здания школы, и огонь возобновился. На нас начали сыпаться мелкие осколки асбестовой
Нам была видна примерно треть школьной площадки. От ее дальнего и ближнего конца под острым углом друг к другу отходили две дороги. В плане они напоминали согнутую руку, здание школы со службами и сама поляна — опухоль на локте. Еще в лес вело множество тропинок. Широкая и утоптанная была не дальше, чем в двадцати ярдах от нас, и, лежа в сорняках, напряженная и вздрагивающая, при свете звезд я отчетливо видела ее начало, темное пятно проема в серо-черной стене окружавших поляну деревьев.
— Вот эта, — я указала на нее Яну.
Я услышала шорох позади нас, оглянулась, изогнув спину и шею. Увидела, как трое мальчиков стремительно скатились с веранды и, промчавшись через заросли маиса и маниоки, исчезли в темноте буша.
— За ними? — спросила я.
— Нет, — сказал Ян. — Пошли.
Мы встали и, согнувшись в три погибели, побежали к черному проему в деревьях. Я не заметила, чтобы в нас кто-нибудь стрелял. Весь огонь был сосредоточен на здании школы. Мы вбежали в подлесок, я — впереди, и понеслись по тропе, уходившей вперед бледной, извилистой полосой. Я мчалась на полной скорости так долго, как только могла, — две минуты? — десять минут? — не помню, пока острое колотье в боку не вынудило меня остановиться. Я согнулась, корчась от боли. Какая-то сила внутри меня пыталась разнять мне ребра. Я рухнула на колени. От миссионерской школы по-прежнему доносились выстрелы.
— Вперед, — выдохнул Ян, минуя меня, и перешел на бег трусцой. Я заковыляла за ним, прихрамывая, согнувшись, перекосившись, чтобы пощадить свой пронзаемый болью бок. В глазах у меня плыло, в темноте я иногда теряла Яна из виду и впадала в панику, но потом впереди снова возникали его мелькающие на бледной тропинке ноги, и я гнала себя дальше.
Иногда лес становился реже, и нам открывался горизонт и ночное небо. Порой мы бежали среди высоких деревьев, мимо серебристых, похожих на колонны стволов. Тропа стала ровной и широкой. Я подумала, что наверняка мы скоро будем в деревне.
Потом я налетела на Яна: он стоял среди дороги как вкопанный, его локоть воткнулся мне в левую грудь, оставив горячее, размером с монетку, пятнышко боли. Я остановилась, бурно дыша.
— Молчите, — шепнул он. — Слушайте. Первое время я не слышала ничего, кроме шумов в собственном теле. Свист воздуха в легких, стук крови в висках, звон в ушах. Я постаралась успокоить дыхание, дышать неглубоко и ровно, прислушаться и пропустить сквозь себя звуки ночи.
Голоса.
Мужские голоса, они спорили, не препирались, скорее серьезно обсуждали что-то.
— Амилькар? — глупо спросила я. — Кто здесь?
— Назад, — скомандовал Ян. — Бегом.
Перед нами тропа сворачивала. Я увидела, как в кустах на ее изгибе шарит фонарик. Услышала, как топочет множество ног, бряцает и шуршит на бегущих амуниция и оружие.
Мы развернулись и снова помчались. Мы едва успели сделать десять шагов, как сзади заорали и луч фонарика накрыл наши мелькающие бедра и сверкающие пятки. Я услышала удивленные, недоуменные выкрики, какие-то приказы. Тропа свернула. В нас начали стрелять. Где-то слева от нас ломились сквозь лес, разрывая листья, ломая ветки.