Браззавиль-Бич
Шрифт:
Он торопливо поднялся обратно на дорогу.
— Этого еще не хватало! — голос его прозвучал разочарованно, раздраженно. — Погодите секунду.
— Может, пойдем? — спросила я встревоженно. Но он был уже у кульверта. Он нырнул туда и через несколько секунд выскочил с «калашниковым».
— Господи, Амилькар, что вы делаете, — воскликнула я. — Давайте сматываться отсюда.
— Нет, я даю вам слово. Пара выстрелов, и они исчезнут до завтра. — Он неуклюже вздернул автомат дулом вверх. — У нас будет масса времени.
Он жестом велел мне сойти с дороги, я легла на насыпь позади него. Он встал с автоматом наготове, выжидая, когда грузовик подъедет.
— Никто не хочет быть раненым, — сказал он, пристраивая приклад к плечу. — Вот увидите. Я выстрелю в них, и они драпанут. Потом они вызовут своих наемников или аэропланы, чтобы нас разбомбить, но будет уже поздно.
— Не подпускайте их слишком близко.
— Хочу их хорошенько пугнуть.
Теперь я видела грузовик отчетливо, примерно в полумиле от нас. С открытым верхом, весь набит людьми. Амилькар тщательно прицелился, нажал на курок. Ничего не случилось. Предохранитель, подумала я. Боже правый. Амилькар повозился с автоматом, снова прицелился.
Он выпустил длинную очередь. Потом торопливую череду коротких. Медные гильзы мелодично звякали, ударяясь об асфальт, эхо выстрелов раздавалось над болотом.
Грузовик резко затормозил. Я услышала испуганные, растерянные выкрики. Амилькар лег на землю рядом со мной.
— Вот, — сказал он. — Смотрите.
Грузовик быстро поехал задним ходом, виляя из стороны в сторону. Амилькар снова прицелился и выстрелил из положения лежа. Я заткнула уши.
В наступившей тишине я услышала отчаянный скрежет передач: грузовик разворачивался в три приема. Теперь люди в нем начали отстреливаться. Далеко на болоте длинная очередь всколыхнула поверхность воды. Грузовику, наконец, удалось развернуться, и я услышала, как взревел мотор, когда он рванул обратно. Теперь из кузова беспорядочно застучали и затрещали выстрелы, словно на сковородку с горячим жиром попала вода. Поблизости от нас не пролетело ни одной пули.
Амилькар встал и выпустил вслед грузовику весь магазин. Бросил автомат на землю и презрительно рассмеялся. Звук стрельбы стихал на расстоянии.
— Почему мы не можем выиграть эту войну? — спросил он. — Это же так просто.
Я не видела и не слышала, как его ранило. Одна из множества выпущенных в пространство пуль нашла себе мишень. Вставая на ноги, я заметила выходное отверстие у него посреди спины, вздутие кровавой слизи размером с кулак, внезапно взошедший круглый куст рубленого мяса.
Он упал набок, согнулся и остался лежать, одной рукой делая слабые, младенчески бессмысленные движения.
Я бросилась к нему. От падения очки съехали ему на нос. Глаза у него были плотно закрыты. Он сильно закусил нижнюю губу. Горлом он издавал странные бухающие, бормочущие звуки, словно говорил на каком-то гортанном диалекте китайского.
Я сняла с него очки. Я чувствовала себя совершенно, запредельно беспомощной.
— Что я могу сделать, Амилькар? — спросила я еле слышно. — Что я могу сделать?
Я смотрела, как с его черного лица сходил блеск, оно тускнело, словно сохнущая краска. Он открыл глаза, я увидела, что они выкатываются из орбит.
— Не давайтесь им в руки, — с громадным усилием проговорил он.
— Я спрашиваю не о себе, — мой голос звучал безнадежно, беспомощно. — Я спрашиваю о вас.
Но больше говорить он не мог. Минуты через три он умер.
Я оставила его тело и двинулась в деревню. В голове у меня было абсолютно пусто, я чувствовала себя по-сумасшедшему сильной и легкой, меня словно ветром несло по дороге. Дойдя до орудийного окопа, я заставили себя сесть. Меня трясло от избытка энергии, словно в теле у меня были скрыты огромные запасы адреналина, которые теперь высвободились, и благодаря им я могла сделать что угодно. Пробежать двадцать миль, разнести эту деревню голыми руками, вырубить рощу.
Примерно час я сидела на мешках с песком возле красивой пушки, раздумывая, что делать дальше. Мысли мои в основном вращались вокруг двух проблем. Во-первых — тело Амилькара: как с ним быть? Я знала, насколько огорчило бы его то, что его бросили у дороги жариться на солнце. Я спрашивала себя, хватит ли у меня сил вырыть ему могилу или нужно его просто поджечь. И во-вторых: попробовать ли завершить то, что он задумал? Я понимала, что если бы смогла взорвать подложенные им мины и разрушить дамбу, он был бы счастлив.
Я сидела и думала и в конце концов не смогла заставить себя поступить ни так, ни эдак. Я поступила разумно.
Я стала тщательно осматривать брошенные запасы и оружие в поисках чего-нибудь белого. Я нашла пустую упаковочную коробку размером с два ящика чая, покрытую жестким светло-серым, почти кремовым, гранитолем. Когда я его отодрала, под ним оказалась фольга. Что изначально было в коробке, я сообразить не смогла.
Я взяла мачете, отправилась в буш и срезала там две длинных жерди. Из них и из квадратов гранитоля соорудила два белых флага. Я пошла к орудийному окопу и воткнула один между мешков с песком. Ветра не было, и флаг висел неподвижно. Но это, несомненно, белый флаг, говорила я себе, его ни с чем не спутаешь.
Я посмотрела на дамбу и с радостью отметила, что дрожь нагретого воздуха не дает мне различить тело Амилькара у дороги. Я прошла несколько шагов в его сторону, но обнаружила, что дальше идти не могу.
Что я могла для него сделать? Поджечь не могла, у меня не было бензина. Я не могла просто поднести спичку к его новой форме и надеяться, что огонь довершит остальное. Похорони его, звучало у меня в голове. Могла ли я взять лопату и вырыть ему могилу, скатить его тело туда и закидать грязью? Или сбросить его в болото… Я развернулась и пошла обратно, злясь на собственную беспомощность, подавленная своей ненаходчивостью.
Я взяла второй флаг и отправилась в центр деревни. Я вытащила на середину дороги два деревянных ящика и установила флаг над ними. Я накрыла их плащ-палаткой, чтобы у меня была какая-то тень, влезла в один и стала ждать.
Я ждала весь день. Набравшись терпения, покорившись судьбе, намеренно не загадывая ничего наперед. С моего места хорошо просматривалась засыпанная мусором дорога. Въезд на дамбу был за поворотом, но я ясно видела ствол противотанковой пушки, стоявшей в окопе, и кривое древко моего второго белого флага.