Браззавиль-Бич
Шрифт:
На самом деле Хоуп толком и не думала о его предложении, но тут мгновенно ответила: «Да, да. Решила. Я с удовольствием ее продолжу».
Радость Мунро была трогательной.
— Прекрасно, — сказал он. — Да, да, от этого ненастный день становится светлее. — Он продолжал деликатно и витиевато выражать свое удовольствие, но Хоуп его почти не слушала. Она была поглощена вопросом, с какой стати внезапно приговорила себя к работе в Непе до конца будущего лета. Ответ мог быть только один.
Она
Она поставила машину возле коттеджа. Во всех окнах горел свет, ее проигрыватель был включен на полную громкость. Она вошла с черного входа, сбросила у двери свою тяжелую влажную куртку и непромокаемые брюки, рывком скинула с ног резиновые сапоги.
— Привет, это я, — она постаралась, чтобы голос звучал как можно бодрее.
Кухня напоминала пейзаж после битвы. Тарелки и кастрюли громоздились в раковине. На хлебной доске, возле уродливо обкромсанной буханки, стояла открытая, пустая жестянка из-под тунца.
В гостиной было сине от табачного дыма. Джон сидел за столом, заваленным книгами и бумагами. У его локтя поблескивала полупустая бутылка красного вина. На тарелке, грозившей свалиться с ручки дивана, подсыхало несколько макаронин. Увидев Хоуп, он встал из-за стола, подошел к ней, поцеловал в щеку.
— Вид у тебя окоченевший, — сказал он, скинул газету с кресла и рывком пододвинул его к огню. Она послушно села, чувствуя, как у нее от гнева раздуваются ноздри.
— Потрясающий день, — сказал он. — Просто блеск.
— В каком смысле?
— В смысле работы. Темпы — как на пожаре. Выпьешь?
— Мне казалось, тебе не следует пить, когда ты принимаешь это свое лекарство. Литий.
— Бокал-другой не в счет. Ну как?
— Плесни на дно. — Она взяла у него бокал.
— Действительно блеск, — повторил он, словно ему самому не верилось.
— Чем ты занимался?
— Топологией. В основном. Накрытия. Очень интересно.
— Что… Что ты ел на ленч?
— Сварганил себе что-то из спагетти, тунца и сыра. И съел все подчистую. Я умирал с голоду.
Хоуп достала из корзины последнее полено, швырнула в огонь. Она с отвращением прихлебывала вино. Пить ей не хотелось, не то время дня, но она думала, что спиртное поможет ей немного успокоиться. Ей нужно было выбросить из головы все мелочные, эгоистические неудовольствия: беспорядок, еду, захват ее пространства, только потом она сможет поговорить с ним.
— Я беседовала с Мунро сегодня.
— Кто это?
Она объяснила. Объяснила, что ей предложили продолжить работу, нужно заняться заливными лугами и холмистыми пастбищами.
— И что ты ответила? — спросил Джон.
— Я сказала «да».
Секунду-другую он обдумывал ее слова, кивал головой. «Прекрасно. Хорошая мысль. Я и забыл, как мне здесь нравилось».
— Джон, да пойми же ты!
— Тише!.. Боже правый! — Вид у него стал недоумевающий и обиженный.
Она села. «Ты должен уехать, — сказала она просто и непреклонно. — Ты здесь жить не будешь».
Он посмотрел на нее. Лицо у него вспыхнуло, стало ярким и удивленным. Она заметила, что в углах рта у него подсыхает слюна, окружая их крошечными липкими сгустками. Это от лития, вспомнила она.
И добавила: «Мне очень жаль».
Он развел руками. «Что ж, Хоуп, я понимаю, — начал было он. — Не волнуйся. Я просто…» Он обернулся и указал на бумаги, наваленные у себя на столе. У меня на столе, мысленно поправила себя она.
— Мне очень жаль, — повторила она. — Но здесь притворяться бессмысленно.
— Я все это сейчас упакую.
— Господи, куда спешить? Мне просто нужно было тебе сказать. Назвать вещи своими именами. Дело только в этом. Останься еще на два дня. Или на три. Как хочешь. Просто нужно знать, на каком мы свете.
— Да, я бы остался, — если ты не против. Это было бы лучше. На день, на два. Я еще не вполне готов к Лондону.
— Нет проблем. — Она улыбнулась. — Я просто не могла больше из вежливости делать вид…
— Да. Да, разумеется. Ты права. — Он вымученно улыбнулся. — Мне это все чертовски грустно. — Он рассмеялся коротким сухим смехом. — Но ты права.
Она встала и подошла к нему. Она положила руку ему на плечо, он на секунду-другую опустил голову ей на локоть. Она вновь наполнила им бокалы. Ее охватило чувство безмерного облегчения.
— Останься еще на пару дней, — сказала она. — Мне это будет только приятно. И не переживай.
ИНВАРИАНТЫ И ГОМЕОМОРФИЗМЫ
После шторма берег всегда немного меняется — сейчас волны смыли песок, обнажив скрытые под ним скалы, и отнесли его футов на четыреста в море, где образовалась пологая дюна. Однажды на месте прежде ровной полосы пляжа целую неделю продержалась маленькая, длиной в восемнадцать футов лагуна, отгороженная от моря мощным песчаным валом.
Потом был очередной высокий, с сильным ветром прилив, и она исчезла. Очертания берега меняются, но сам берег неизменен.