Брекен и Ребекка
Шрифт:
Поначалу боевики вели борьбу, ограничиваясь отдельными стремительными атаками, следуя заранее разработанному Руном плану. Он оказался эффективным, поскольку в ходе каждого из коротких боев ряды защитников Камня редели, а потери их противников были не столь велики. К тому же они находились на пятачке, освещенном луной, а бойцы Руна до последнего момента оставались в темноте, что давало им преимущество.
Надо отдать Руну должное, ему удалось хорошо вымуштровать своих бойцов, которые придерживались этой тактики довольно долго, и, лишь ослабив осажденных защитников Камня, они повели наступление с двух различных направлений. На одном фланге оборону возглавили Стоункроп, Брекен, Ребекка и Броум, на другом подступы к Камню отстаивали
Стоункроп сражался, сохраняя полнейшую невозмутимость, и разил врага без промаха. Удары, которые могли бы оказаться для других смертельными, не причиняли ему ни малейшего вреда, а каждый из его выпадов нес смерть его противнику. Брекен двигался быстрей, прибегал к хитростям, парировал удары, ранил врагов и добивал их при удобном случае. Меккинс, как обычно, громко ругался и, нанося удары направо и налево, ревел: «Получи, ублюдок!» или «Нет, братец, так дело не пойдет!», а промахнувшись, с досадой восклицал: «Проклятье!» Броум вел бой в той же манере, что и Стоункроп, но чуть менее успешно: сказывалось отсутствие полной сосредоточенности, которой научился достигать Стоункроп. Ребекка проявила себя во всем блеске, она дралась яростно, то разражаясь громким криком от злости, то обнажая зубы и порыкивая на больших кротов, стараясь вонзить когти поглубже и не испытывая страха ни перед кем. Находившийся чуть позади Броума и Брекена Босвелл тоже держался стойко, используя каждый шанс, чтобы нанести удар, но полезнее всего оказались предупреждения, которые он подавал более сильным бойцам, сражавшимся впереди него: в пылу боя они часто не успевали сами заметить надвигавшейся на них с другой стороны новой опасности.
Но многочисленные ссадины и порезы, полученные ими в ходе боя, вскоре дали о себе знать, и они уже не могли двигаться так быстро, как прежде. Многие из их соратников уже лежали на земле: одних убили, других тяжело ранили, а третьи пребывали в таком изнеможении, что не могли и лапой пошевельнуть, чтобы защититься. Окслип, самка, которая в свое время убежала в Болотный Край, погибла, сражаясь плечом к плечу с Меккинсом. Жестоко изувеченный Маллион рухнул на землю и умер.
А луна все сияла, заливая ярким холодным светом прогалину, на которой происходило страшное побоище. Достигнув наивысшей точки, она начала постепенно спускаться к горизонту, а битва все продолжалась, и слова традиционной молитвы так до сих пор и не прозвучали.
Окружавшие Камень кроты отступали, приближаясь к нему, а черные, полные сил боевики упорно теснили их, перебираясь через тела погибших и раненых.
Затем откуда-то из темноты появился Рун, а рядом с ним замаячила уродливая тень Найтшейд. Глаза ее поблескивали в радостном предвкушении. Она остановилась на краю прогалины, а Рун внезапно бросился вперед, в самое пекло битвы, чтобы повести за собой боевиков и нанести завершающий сокрушительный удар. Казалось, будто откуда-то все время появлялись все новые и новые боевики, а число тех, кто отражал их атаки, постоянно убывало. Они медленно отступали, все ближе и ближе подходя к Камню, и в какой-то момент Ребекка покинула первые ряды и велела матерям кротышей образовать вокруг них живое кольцо, чтобы создать еще один, последний, заслон на пути врага.
Кротята, видя, что натиск рвущихся к ним боевиков сдерживают лишь Брекен, Стоункроп, Броум, Меккинс и еще несколько кротов, захныкали от страха, и их жалобное верещание смешалось с общим гулом, висевшим над прогалиной, в котором сливались воедино радостные возгласы победителей и стоны умирающих.
Броум, на которого со всех сторон сыпались беспощадные удары, зашатался и упал, и с его гибелью решимость луговых кротов ослабела, они вновь подались назад. Почуяв их неуверенность, Рун с еще большей яростью обрушился на них, его покрытые кровью когти то поднимались, то резко опускались, поблескивая в лунном свете. А позади,
Стоявшая за Брекеном Ребекка решительно выпрямилась, и глаза ее заполыхали гневом. За спиной у нее притулились кротята, а вздымавшийся ввысь Камень, наклоненный в сторону запада, навис над ними, словно кровля.
— За нами Камень! — крикнула она, и ее слова услышал каждый. — Не теряйте веры в Камень и в Брекена! — Крик ее донесся и до Руна, который лишь теперь толком разглядел ее и на мгновение остановился, не понимая, жива ли она или перед ним привидение. А потом он узнал ее по голосу и услышал, как она произнесла имя Брекена. Глаза его сузились, когда он подумал, что имеет дело с войском призраков: теперь он вспомнил, кто такой Брекен. Но обычное хладнокровие тут же вернулось к нему, и он устремился в самую гущу боя, пытаясь пробиться к тому, кто, вероятно, и был тем самым Брекеном, к сильному кроту, сражавшемуся бок о бок с могучим луговым кротом и Меккинсом. Да, это он. Необходимо убить его, а затем покончить с остальными.
Когти Руна оцарапали морду Брекена, боевики тоже усилили свой натиск.
Шум стоял страшный. Воинственные крики, предсмертные вопли. И вдруг раздался такой громогласный рык, подобного которому им еще не доводилось слышать.
Рун и боевики в пылу борьбы не обратили на него внимания, они думали лишь о том, чтобы прикончить Брекена и всех остальных. Но Брекен, Стоункроп и Меккинс, по усталым лапам которых струилась кровь, стояли лицом к окутанному мраком лесу и не могли не заметить, как на краю прогалины возникла гигантская тень, казавшаяся в десять раз выше Найтшейд, над которой она нависла.
Тень метнулась вперед, навстречу лунному свету, и глазам кротов открылось зрелище куда более страшное, чем армия боевиков, обуянных жаждой убийства.
То был Мандрейк, и вид его внушал ужас, еще более сильный, чем в тот весенний день множество кротовьих лет тому назад, когда он появился в лесу и вторгся в Данктон, сея вокруг смерть и горе.
— Это Мандрейк! — воскликнул Брекен, и голос его, прозвучавший неожиданно звонко и ясно, разнесся в ночи.
Рун и его боевики на мгновение остановились и оглянулись, желая узнать, что там происходит. Мандрейк стоял лицом к ним, его непроницаемый взгляд был полон мрака.
Найтшейд тоже обернулась, чтоб разглядеть его получше, но он отшвырнул ее прочь одним ударом правой лапы — из раны хлынула кровь, и жизнь покинула ее тело прежде, чем оно коснулось земли. Мандрейк вернулся.
Есть дни, отмеченные судьбой, и каждый из них тянется, пока не истечет положенное количество часов и не наступит та самая минута, на исходе которой любое из принятых решений определяет будущее. Почуяв такой момент, Рун попытался обернуть появление Мандрейка себе на пользу.
— Это Крот Камня! — прокричал он, указывая на Брекена. — Это Крот Камня. Помоги нам убить его, Мандрейк. — Он повернулся, чтобы вновь накинуться на Брекена. Со стороны Руна это был ловкий и смелый ход.
Мандрейк не вымолвил ни слова и лишь глухо зарычал, оглядывая всех по очереди. Но взгляд его, скользнув по Брекену, остановился на Ребекке, за спиной у которой теснились испуганные кротыши.
— Ребекка! — внезапно взревел он и двинулся вперед, словно черная, грозовая туча, гонимая ветром по залитому лунным светом небу. — Ребекка! — Его огромные лапы заходили ходуном, сметая боевиков, оказавшихся у него на пути. Ряды их редели, а Мандрейк неуклонно продвигался вперед, и наконец Рун, видя, что затея его не удалась и он остался без поддержки, метнулся в сторону, а Мандрейк все не останавливался, стремясь добраться не до Брекена, или Меккинса, или Стоункропа, а до стоявшей за ними Ребекки.