Бремя империи

Афанасьев Александр

Отстояв намаз, Салик свернул свой старый молитвенный коврик и пошел к выходу. В мадафу он сегодня идти не хотел, времени на это совсем не оставалось. Да и делать одному там было совершенно нечего…

Салик завернул за угол, привычно бросил взгляд через плечо – не идет ли кто следом – и вдруг остановился как вкопанный. Один человек, стоявший на углу дома, недалеко от мечети, показался ему знакомым. Очень знакомым…

Забыв про свои дела, Салик повернулся и пошел к этому человеку. Он не ошибся – это был тот офицер, которого они пытались завербовать и вовлечь в дела братства. Сейчас на нем было партикулярное [106] платье, и выглядел он так, как будто произошло что-то ужасное. Серое лицо, невидящий взгляд, на лбу – серая нашлепка пластыря…

106

Партикулярное – то есть гражданское, есть такое выражение, на сегодняшний день устаревшее…

– Ас-салям алейкум, брат, – сказал Салик, внимательно глядя на офицера, – ты ведь помнишь меня? Я Салик…

Офицер ничего не ответил – он просто посмотрел на Салика, и от такого взгляда тот почувствовал, как по всему телу пробежала дрожь…

– Что с тобой, брат? – Салик был искренне озабочен. – Тебе плохо?

– Я тебе не брат… – глухо ответил офицер. – Я не могу быть твоим братом…

Что же произошло?

– Все мы, правоверные, братья друг другу, и нет большего харама, чем не помочь своему брату, когда тот в беде. Давай, пойдем – я живу тут недалеко…

Салик жил совсем недалеко от мечети – он снимал верхний этаж в небольшом трехэтажном доме. Выглядел этот дом так, как будто первый хозяин построил первый этаж, потом пришел второй и построил второй этаж, совершенно отличный по архитектурному стилю от первого, а потом уже третий хозяин достроил третий, отличный от первых двух. Дом был похож не на дом – а на три разных дома, поставленных друг на друга. Впечатление усиливалось тем, что внутренней лестницы в доме не было и на верхние этажи приходилось подниматься по внешней лестнице, пристроенной к дому. Таких домов в старых районах Бейрута было много…

– Так, аккуратненько. – Салик пропустил офицера в свое жилище, бережно усадил на диван. – Ты пока здесь посиди, брат, а я чай приготовлю…

Офицер молча смотрел перед собой, он, казалось, вообще не понимал, где он находится и что с ним происходит…

Салик вышел на кухню, поставил кипятиться чайник, начал искать чай – но замер в раздумьях. Он не понимал, что происходит, и не знал точно, что делать. Но инстинкт подсказывал ему, что если этого офицера и удастся завербовать, то только сейчас, пока он в таком состоянии. Такой шанс выпадает только волей Аллаха – и большим грехом было бы его не использовать…

Чай заварился достаточно быстро. Салик кинул в старинный заварочный чайник, переходящий в его семье по наследству, щепоть травы, действие которой знали очень немногие. Она действовала как легкий наркотик и хорошо развязывала язык…

– А вот и я… – Салик ловко поставил на стол поднос с чаем и чашками, разлил янтарный дымящийся напиток по чашкам, пододвинул одну из них офицеру. – Выпей. Это придаст тебе сил…

Офицер взял чашку, повертел ее в руках и снова поставил на стол. Затем поднял глаза на Салика – и тот поразился тому, сколько боли и страдания в них было…

– Послушай, брат. Ты не должен угощать меня чаем. Ты должен убить меня, ведь я настоящий мунафик [107] .

Салик вздрогнул от произнесенных слов. Слово «мунафик» было самым тяжким обвинением среди правоверных, и он никогда не слышал, чтобы человек назвал себя так сам…

– Ты говоришь не подумав… – осторожно сказал Салик. – Так ли тяжки твои грехи, что ты сам себя так казнишь?

– Мои грехи перед уммой не искупить. В день страшного суда, когда я пойду над пропастью по мосту шириной в лезвие меча, шатаясь под тяжестью грехов своих, мне не пройти и шага, я сорвусь вниз. Я пошел на службу к кяфирам и предал свою веру. Предал…

107

Мунафик – в исламе это лицемер, человек, который на словах придерживается веры, а в душе не верит. Такими словами обычно обозначают предателей.

Салик лихорадочно думал, что делать. Что сказать…

– Ты не прав, брат… – мягко сказал он. – Ведь в Книге написано: спасутся те, которые уверуют. Аллах милостив…

– После того, что я совершил, мне не спастись… Мои руки в крови правоверных… – Офицер вдруг закрыл лицо руками и зарыдал – беззвучно, а оттого еще более страшно…

Салик подсел поближе, немного подождал и, когда офицер немного успокоился, положил ему руку на плечо…

– Расскажи мне, брат. Может, ты облегчишь этим свой грех…

И офицер рассказал.

Бейрут, британское консульство

26 июня 1992 года

На сей раз собраться в «пузыре» было невозможно – в этой комнате технически невозможно было поставить передающую аппаратуру. Такая аппаратура была в кабинете консула – конечно, менее защищенном от возможного прослушивания. Строго говоря, сегодняшний сеанс связи с Лондоном вообще не был предусмотрен никакими планами – но и обойтись без него было нельзя.

Консула уговорили приехать на работу чуть попозже, а сейчас в его кабинете сидели двое. За роскошным «чипендейловским» столом с малахитовым письменным прибором сидел бейрутский резидент, сэр Тимоти Карвер, человек с птичьим лицом. В ожидании связи он спокойно сидел, уставившись взглядом в ведомую только ему одному точку на полированной ореховой столешнице. За огромным столом сэр Тимоти выглядел комично, это место было явно не для него – но сейчас всем было не до смеха…

У приставного стола, на неудобном стуле, больше похожем на табуретку, примостился Сноу, аккуратно выложивший перед собой на столик перевязанную руку – доктор перевязал его, но несколько дней рану бередить было нельзя, иначе могла снова пойти кровь. С его ростом он как раз чувствовал себя за приставным столиком весьма неуютно – но деваться было некуда…

А еще в кабинете была система связи. Огромный сорокадюймовый плоский экран светился матово-серым светом, а с четырех точек на сидевших в кабинете людей холодными электронными глазами смотрели видеокамеры. Изображение, полученное от них, синтезировалось и передавалось в виде пакетов на висевший в двух сотнях километров над землей военный спутник связи, а уже оттуда – в неприметный кабинет в Лондоне, в здание министерства иностранных дел. Там должен был находиться человек, которому сэр Тимоти Карвер должен был сообщить о чрезвычайном происшествии и передать всю информацию, которую работавшая последние сутки на износ бейрутская резидентура собрала…