Бремя командира
Шрифт:
— Что-то серьёзное, генерал? — нарушил молчание Ланской, переступив с ноги на ногу.
Шереметева отложила отчёт и подняла на нас глаза.
— Аконитин, — сказала она. — Уверены?
На этих словах я заметил, как Катерина напряглась. Даже Андрей чуть подался вперёд, глядя на Шереметеву с удивлением.
— Аконитин? — повторил Андрей, явно не понимая, о чём идёт речь. Я же знал, что это за вещество, и тотчас объяснил.
— Это сильнейший яд, — начал я, бросив взгляд на Катерину, чтобы подготовить её к услышанному. — Аконитин добывается из растения
Катерина побледнела, но не сказала ни слова, продолжая внимательно слушать.
— Согласно отчету, следы аконитина были найдены в изъятом чае и на стенках кулона, изъятого у Воронцовой, — продолжила Шереметева. — Сумароков, вам есть что добавить?
— Доза в чае превышает смертельную в пять раз. Действовали наверняка.
Кати с трудом удержалась на ногах, и Шереметева молча указала на кресло напротив ее стола. Девушка немного смутилась, но все же села.
— Воронцова наверняка будет отрицать, что кулон принадлежит ей, — сказал Андрей.
Ланской покачал головой.
— Другие опрошенные курсантки подтвердили, что видели его на шее Воронцовой, когда они переодевались сегодня днем после тренировки.
Сумароков кивнул.
— Мы также нашли отпечатки пальцев, но чьи они, пока не установлено. Кулон уже передан следствию для дальнейшего изучения.
Я выдохнул. Пазл складывался, но картина была далеко не полной.
— Воронцова сейчас содержится под стражей, — сообщила Шереметева, глядя на Катерину. — Дальше с ней будет работать специализированная группа.
— «Четверка»? — спросила Кати.
Шереметева покачала головой.
— Нет, управление собственной безопасности, ведь Спецкорпус — часть Министерства внутренних дел. Впрочем, как бы до «Тройки» не дошло… Если все, что вы рассказали, подтвердится, будет громко.
А оно именно к тому и летело с огромной скоростью. «Тройка» у нас как раз занималась политическими историями. Если Катерину и правда хотели убрать из-за угрозы раскрытия заговора, то это именно по части Третьего отделения.
Катерина на мгновение прижала ладонь к груди, видимо, переживая остатки страха. Я видел, как тяжело ей далось это испытание, но она держалась достойно.
— Я не знаю, как вас благодарить…
Шереметева позволила себе редкую, почти материнскую, улыбку.
— Еще ничего не закончилось, девочка. К сожалению. Но я должна отметить, что господа Николаев и Романов значительно поспособствовали поимке злоумышленницы. Николаев, как вы это вообще провернули?
Я пожал плечами.
— У нас очень сплоченная группа, ваше превосходительство. Если одному из нас угрожают, остальные встанут горой. Даже если внешне кажется, что мы разобщены. Иногда нужно поддерживать видимость конфликта, чтобы на это клюнули недоброжелатели.
Ланской приподнял брови.
— Значит, Безбородко?
— Он помог выйти на Воронцову.
Шереметева удовлетворенно кивнула, но тут же поморщилась от боли.
— Что ж, это тянет на благодарность с занесением в личное дело. Возможно, впоследствии эта благодарность примет более весомую форму. Завтра начнется следственная работа.
Мы с Андреем переглянулись.
— Можем ли мы попросить об одолжении, Лариса Георгиевна?
— Чего вы хотите? — вздохнула Шереметева.
— Поговорить с задержанной, — сказал я. — Хотя бы десять минут до того, как ее возьмут в оборот люди из собственной безопасности.
Теперь настала очередь Шереметевой и Ланского обмениваться многозначительными взглядами.
— Что скажете, майор?
— Это не вписывается в правила, ваше превосходительство…
Начальница жестом остановила его и взглянула на меня.
— Что вы хотите выяснить у нее, Николаев?
— То же, что и все. Кто приказал и зачем.
— И почему вы считаете, что Воронцова вам расскажет?
Андрей улыбнулся.
— У моего кузена есть почти что сверхъестественная способность убеждать людей, разве вы не заметили?
— Ты псих, Леш, — шепнул Андрей.
— Не пойму, ты восхищен или разочарован?
— Точно не разочарован. Но твои методы… И как Катя и Тамара на это согласились?
Я улыбнулся.
— Наши девчонки крепче, чем ты думаешь.
Нас вели по длинному и плохо освещенному коридору подвала. Вряд ли это место специально делали таким зловещим, но получилось очень атмосферно. Здесь, в подвале, куда в обычное время нам, курсантам, хода не было, в том числе располагался карцер.
И Елизавету Воронцову изолировали именно там. Как настоящую преступницу. Как по мне, самое место. Пусть подумает о жизни и приоритетах.
Ланской остановился перед дверью в конце коридора. Влажные стены, неприятный запах сырости… Ну почти что декорация к фильму ужасов. Под потолком одиноко покачивалась, словно висельник, тусклая лампочка.
— Я обязан присутствовать, господа, — сказал он.
Я пожал плечами.
— Не возражаю.
Куратор кивнул караулившим у двери охранникам, и те открутили дверную ручку. Дверь с тихим шорохом открылась. Перед нами предстала совсем уж аскетичная комната, похожая на тюремную камеру. Каменный мешок без окон. Простая железная кровать, стол, два стула. Больше ничего.
Ланской нажал на клавишу еще одного выключателя — в комнате сразу стало ярче, и сидевшая на кровати девушка инстинктивно приложила ладонь к глазам.
— Как-то вы с ней сурово, — озадаченно сказал Андрей. — Все же она из аристократии…
— И пыталась убить нашу родственницу, — отрезал я. — Впрочем, раз не убила, то можно и поговорить.
Воронцова отняла от лица руку и уставилась на нас. Выпрямилась, держа ровную осанку, и даже с вызовом на меня уставилась.
Без лишних приветствий я жестом попросил охранников закрыть дверь и направился к столу.