Бремя любви
Шрифт:
Сознание Анджелы прорывалось сквозь милосердный дурман анестезии, а васильковые глаза спрашивали то, что не решались произнести губы:
«Ну как… кто?»
Медсестра в присущей всем сестрам манере ответила бодро и оживленно:
– У вас чудная девочка, миссис Франклин.
– Девочка… девочка… – Синие глаза закрылись.
Ее охватило разочарование. Она была так уверена…
Всего лишь вторая Лаура…
Пробудилась прежняя боль утраты.
Внизу кухарка оживленно говорила:
– Ну вот, мисс Лаура, у вас появилась сестренка. Что вы на это скажете?
Лаура с достоинством отвечала:
– Я знала, что будет девочка.
Это мистер Болдок сказал.
– Что может понимать такой старый холостяк, как он?
– Он очень умный, – отвечала Лаура.
Силы у Анджелы восстанавливались очень медленно.
Артура Франклина это тревожило. Когда ребенку исполнился месяц, он нерешительно сказал жене:
– Разве это так уж важно – что девочка, а не мальчик?
– Нет, конечно нет. Не очень. Только я была так уверена.
– Но ты понимаешь, что, даже если бы это был мальчик, это не был бы Чарльз?
– Конечно, конечно.
Вошла няня с девочкой на руках.
– А вот и мы. Она стала такая хорошенькая. Пойдешь к мусечке-мамусечке, детка?
Анджела нехотя приняла ребенка и с неприязнью посмотрела няне вслед.
– Какие идиотские вещи говорят эти женщины.
Артур засмеялся.
– Лаура, подай мне ту подушку, дорогая.
Лаура принесла ей подушку и стояла, глядя, как мать поудобнее устраивает ребенка. Она была исполнена чувства собственной зрелости и важности. Ребенок – несмышленыш. Мать полагается только на нее, Лауру.
Вечер был прохладный, огонь, горящий за решеткой камина, приятно согревал. Ребенок что-то радостно лепетал и вскрикивал.
Анджела увидела его синие глаза, ротик, готовый улыбнуться, и вздрогнув, почувствовала, что глядит в глаза Чарльза. Чарльза-новорожденного. Она почти забыла, каким он был в этом возрасте.
В ней вспыхнула любовь. Ее ребенок, ее чудо – как она могла быть холодна к этому восхитительному созданию?
Она была просто слепа! Прекрасный, веселый ребенок – как Чарльз.
– Крошка моя, – проворковала она. – Мое сокровище, моя любовь.
Она склонилась над ребенком. Она забыла о Лауре, стоящей рядом. Она не заметила, как Лаура выскользнула из комнаты.
Но, повинуясь смутному беспокойству, она сказала Артуру:
– Мери Уэлс не сможет приехать на крестины. Может, пусть Лаура будет представлять крестную мать? Я думаю, ее это порадует.
Глава 4
– Понравились крестины? – спросил мистер Болдок.
– Нет, – сказала
– В церкви, наверно, было холодно, – сказал Болдок. – Хотя купель красивая. Норманнская – черный турнейский мрамор.
Лауру эта информация не заинтересовала.
Она думала, как лучше сформулировать вопрос.
– Можно вас спросить, мистер Болдок?
– Конечно.
– Это очень плохо – молиться, чтобы кто-то умер?
Болдок глянул на нее искоса.
– С моей точки зрения, это было бы непростительным вмешательством.
– Вмешательством?
– Видишь ли, всем представлением заправляет Всевышний, так? Что же ты будешь совать пальцы в его механику? Какое твое дело?
– А по-моему. Бог не станет возражать. Если ребенок крещен и все такое, он попадет прямо в рай?
– Куда же еще, – согласился Болдок.
– А Бог обожает детей. Так в Библии сказано. Он будет рад встрече.
Болдок походил по комнате. Он был расстроен и не старался этого скрыть.
– Послушай, Лаура, – сказал он наконец. – Ты должна заниматься своим делом.
– Это как раз мое дело.
– Нет! Твое дело – только ты сама. О себе молись сколько хочешь. Проси себе голубые глаза, или бриллиантовую диадему, или чтобы ты победила на конкурсе красоты. Самое худшее, что может случиться, – это что тебе скажут «Да».
Лаура смотрела на него не понимая.
– Я тебе точно говорю, – сказал Болдок.
Лаура вежливо поблагодарила и сказала, что ей пора домой.
Когда она ушла, Болдок потер подбородок, почесал голову, подергал нос и рассеянно вставил в статью медоточивый отклик на книгу врага.
Лаура шла домой в глубокой задумчивости.
Проходя мимо маленькой католической церкви, она остановилась. Женщина, приходившая днем помогать по кухне, была католичкой, и Лауре вспомнились беспорядочные обрывки бесед, к которым она прислушивалась, поддаваясь очарованию чего-то редкого, странного и к тому же запретного. Няня, которая исправно ходила в англиканскую церковь, имела весьма суровые взгляды на то, что она называла Вавилонской блудницей. Кто или что такое эта Блудница, Лаура не знала, кроме того, что она как-то связана с Вавилоном.
Ей на ум пришла болтовня Молли, как надо молиться об исполнении; для этого нужна свечка. Лаура еще немного поколебалась, потом глубоко вздохнула, оглянулась по сторонам и нырнула в церковь.
Там было темно и ничем не пахло, в отличие от церкви, куда Лаура ходила по воскресеньям. Никакой Вавилонской блудницы не было, но была гипсовая статуя Дамы в Голубом плаще, перед ней стоял поднос, а на нем проволочные петли, в которых горели зажженные свечи. Рядом лежали свежие свечи и стоял ящичек со щелью для денег.