Бремя любви
Шрифт:
– Разве здесь никто не вытирает пыль? – спросила Лаура, степенно усаживаясь в кресло.
– Пусть только попробуют! – сказал Болдок. – Заметь, за это приходится бороться. Женщине ничего другого не надо, дай только попрыгать с огромным желтым пылесосом да натащить кучу банок с липкой дрянью, воняющей скипидаром или еще чем похуже. Схватит книги и сложит стопками по размеру, не считаясь с тематикой. Потом включит свою вредоносную машину, пожужжит, попыхтит и наконец уходит, страшно довольная собой, а ты после этого месяц не можешь найти нужную книгу. Женщины! О чем только Господь Бог думал, создавая
1
Первородный грех – грехопадение Адама и Евы – вкусивших, несмотря на запрет Бога, яблоко с древа добра и зла – ставшее, согласно христианскому вероучению врожденным свойством человеческой сущности.
– Мне очень жаль, – сказала Лаура.
– Чего тебе жаль?
– Что вы так обижены на женщин, потому что я, по-моему, тоже женщина.
– Пока еще нет, слава Богу, – сказал Болдок. – Правда, это ненадолго. Это неизбежно, но не будем о грустном. Кстати, я вовсе не забывал, что ты придешь на чай.
Ни на минуту. Я притворялся с определенной целью.
– С какой?
– Ну… – Болдок опять потер нос. – Во-первых, я хотел посмотреть, что ты на это скажешь. – Он кивнул. – Ты прошла тест отлично. Просто очень хорошо.
Лаура уставилась на него в полном недоумении.
– Была и другая причина. Если мы с тобой собираемся дружить, а похоже, к этому идет, то ты должна принимать меня таким, каков я есть – грубый, неласковый скряга. Понятно? Никаких сладких речей. «Дорогое дитя, как я рад тебя видеть, я так тебя ждал».
Болдок повторил последнюю фразу тонким фальцетом, с неприкрытым презрением. Вся серьезность мигом слетела с лица Лауры, она засмеялась.
– Было бы очень смешно, – сказала она.
– Еще бы.
К Лауре вернулась солидность. Она задумчиво глядела на него.
– Вы думаете, мы будем дружить?
– Дело взаимного согласия. Тебе нравится эта идея?
Лаура подумала.
– Это немного странно, – с сомнением сказала она. – Дружат обычно дети, они вместе играют.
– Не рассчитывай, что я буду играть с тобой «Каравай-каравай, кого хочешь выбирай»!
– Это для маленьких, – с упреком сказала Лаура.
– Наша дружба будет протекать, безусловно, в интеллектуальном плане.
Лаура была довольна.
– Я не совсем понимаю, что это значит, но мне нравится.
– А значит это, что мы будем встречаться и обсуждать темы, представляющие взаимный интерес.
– Какие темы?
– Ну… например, еда. Я обожаю поесть. Думаю, ты тоже. Но мне шестьдесят лет, а тебе – сколько? Десять?
Вне всякого сомнения, наши мысли на этот счет будут различными. Интересно. Будут и другие темы: краски, цветы, звери, история Англии.
– Вроде жен Генриха Восьмого?
– Именно. Произнеси имя Генрих, и девять человек из десяти вспомнят жен. Какое оскорбление для человека, прозванного Справедливейшим Принцем Христианского Мира и первостатейного государственного деятеля, – а его вспоминают только за попытки получить законного наследника мужеского пола! Его мерзкие жены не имеют никакого значения для истории.
– А я думаю, что его жены очень важны.
– Ага! Уже дискуссия.
– Я бы хотела быть Джейн Сеймур.
– Почему так?
– Она умерла, – исступленно проговорила Лаура.
– Но умерла и Нан Буллен, и Катерина Говард.
– Их казнили. Только одна Джейн была за ним замужем год, родила ребенка и умерла, и все ее ужасно жалели.
– Что ж, твоя позиция понятна. Пошли в другую комнату, может, нам чаю дадут.
– Какое замечательное чаепитие! – пылко воскликнула Лаура.
Она обежала глазами булочки со смородиной, рогалики, эклеры, сандвичи с огурцом и огромный неудобоваримый и жирный кекс с изюмом. И хихикнула:
– Вы меня ждали! Хотя , у вас каждый день так?
– Упаси Бог!
Они дружно принялись за еду. Болдок съел шесть сандвичей с огурцом, Лаура – четыре эклера и попробовала понемножку всего остального.
– Я рад, что у тебя хороший аппетит, – сказал Болдок, когда они закончили.
– Я все время хочу есть. И меня никогда не тошнит, как Чарльза.
– Хм, Чарльз. Я думаю, ты по нему тоскуешь.
– Да, очень. Правда.
Кустистые седые брови Болдока поползли вверх.
– Ну, ну. Кто говорит, что не правда?
– Никто. А я скучаю – честное слово.
Он серьезно кивнул и стал изучать ее.
– Как это грустно – умереть так рано. – Лаура бессознательно подражала кому-то из взрослых.
– Да, очень грустно.
– Ужасно грустно для мамы и папы. Теперь я – все, что у них осталось в мире.
– Вот как?
Она смотрела отсутствующим взглядом. Она опять была в своих мечтах. «Лаура, дорогая, ты все, что у меня есть.
Мой единственный ребенок. Мое сокровище».
– Тухлятина, – сказал Болдок. Это было у него одно из проявлений беспокойства. – Тухлятина! Тухлятина! – Он с досадой потряс головой. Лаура, пошли в сад. Посмотрим на розы. Расскажи, что ты делаешь целыми днями.
– Ну, утром приходит мисс Уикс, и мы занимаемся.
– Старая кляча!
– Вам она не нравится?
– Да у нее на лбу написано: «Гэртон». Лаура, запомни, ни за что не поступай в Гэртон!
– Что такое Гэртон?
– Женский колледж в Кэмбридже. Когда я о нем думаю, у меня мурашки бегут по коже!
– Когда мне исполнится двенадцать лет, я пойду в – Вы думаете, мне там не понравится?
– Опасаюсь, что понравится! В том-то и дело, лупить других девчонок хоккейными клюшками по ногам, ходить в гости к обожаемой учительнице музыки, затем продолжать учебу в Гэртоне или в Самервилле. Ну ничего, пара лет у нас еще есть, пока не случится худшее. Возьмем от них все. А что ты будешь делать, когда вырастешь? Ты уже думала?
– Я думала, что могла бы лечить прокаженных.
– Ну, это еще ничего. Только не приводи их в дом и не подсовывай мужу в постель. Так сделала Святая Елизавета в Венгрии. Неразумное рвение. Конечно, перед Богом она святая, но жена никудышная.