Бремя молчания
Шрифт:
— Тормоз! — прокашлял он, прикрыв рот рукой.
Все захихикали, но промолчали. Учительница, конечно, ничего не поняла и велела мне продолжать. Снова послышался смех. Все смотрели на меня, их взгляды прожигали мне спину. Я обернулся через плечо и увидел, как Мичем корчит рожи и шепчет: «Тормоз!» Помню, я тогда попытался сглотнуть слюну, но во рту пересохло. До сих пор не верится, что я это сделал, правда не верится. Но Мичем и раньше обзывал моего отца пьяницей, а сестренку — дурой. В общем, в тот день чаша терпения переполнилась, и я не выдержал. Размахнулся и что было сил швырнул в него мелом. Я высокий, и у меня сильные руки. Правда, я сразу же пожалел о том, что сделал, и хотел схватить мел, но было уже поздно. Я боялся, что мел попадет в кого-то другого или даже в учительницу. Но нет, он ударил Мичема прямо между глаз. Я услышал глухой удар и увидел, как Мичем закрывает лицо руками. В классе стало тихо. Мисс Хенвуд так и застыла за столом с разинутым ртом. Обычно я не из тех,
Когда я пришел, мама уже ждала меня. Она не злилась, нет. Просто лицо у нее было печальное, и, конечно, я разревелся, как маленький. Она посадила меня к себе на колени, как будто мне было три года. Я ее чуть не раздавил. Я плакал, а она уверяла, что все будет хорошо.
Конечно, ничего хорошего не вышло — меня вызвали к директору. Заставили просить прощения у Мичема, и я попросил, хотя до сих пор считаю, что он получил по заслугам. Его родители остались недовольны; они требовали, чтобы меня исключили из школы, но меня не исключили. А жаль.
На следующей неделе Мичем и его дружки подстерегли меня после школы и окружили. Они обзывали маму шлюхой, говорили, что она трахается с помощником шерифа. В тот день я промолчал, но через неделю подкараулил Мичема, когда он был один, заломил ему руку за спину и предупредил: если он вякнет еще хоть слово про моих родных, я его убью. Мичем нажаловался своей мамаше, и та позвонила в школу и в полицию. Меня снова вызвали к директору, но я все отрицал, а Мичем ничего не мог доказать. Миссис Мичем сказала, что я такой же, как мой никудышный отец. Ну мама тогда и взбесилась! Но было уже поздно. После того случая все стали смотреть на меня по-другому. Меня больше не считали тихоней.
Калли, я никогда никому не причинил боли. Я не такой, как отец, не такой! Я бы ни за что не обидел тебя. Я найду тебя, даже если на поиски уйдет вся ночь. Я приведу тебя домой, и тогда они все поймут!
Калли
Калли спала плохо и часто просыпалась. Земля была жесткая, и она замерзла. Над ее голыми руками и ногами вились комары. Хотя она старательно натягивала на ноги подол ночнушки, комары искусали ей все лодыжки.
Ей снился сон. Во сне она летела среди ветвей деревьев. Лоб овевала прохлада, а в животе приятно ухало от ощущения полета, как на качелях на сельской ярмарке. Внизу она видела речку — холодную, манящую; она попыталась спуститься вниз, к воде, чтобы можно было нырнуть. Ничего не получалось. Калли продолжала парить в воздухе, следуя вдоль извилистой ленты реки. Вот на берегу мелькнули рыжие волосы отца, и она невольно сжалась в комок от страха. Отец смотрел на нее снизу вверх, и лицо у него перекосилось от гнева. Она быстро пролетела мимо и увидела, что на берегу стоит олененок с длинными ушами и пьет воду. Он следил за ней добрыми глазами, и Калли спустилась вниз и пролетела почти над самой головой олененка. Она протянула руку, чтобы погладить его, но он рванулся прочь и убежал в лес. Калли хотела погнаться за ним, его белый хвостик мелькал среди кустов, как маячок. Хвостик то показывался, то пропадал. Калли старалась не отстать. Вдруг сзади ее схватила чья-то рука и потянула, но ухватила только подол ее ночной рубашки. Оглянувшись через плечо, она увидела Петру, которая радостно махала ей. Еще одна рука тут же схватила ее за плечо, и она увидела, что внизу стоит мама и улыбается ей. Калли замедлила скорость, но не остановилась. Мама смотрела на нее как-то смущенно, лицо у нее было искажено от боли. Она полетела дальше. В лесу было полно людей со знакомыми лицами; они по-дружески хватали ее, как дети, которые пытаются поймать мыльный пузырь. Миссис Уайт, школьная медсестра, и ее учительница из нулевого класса, и миссис Вега, учительница в первом классе, которую Калли очень любила. Потом она увидела мистера Уилсона, школьного психолога. Мистер Уилсон стоял с раскрытой тетрадью — ее тетрадью — и что-то в ней показывал, правда, Калли не видела, что именно. Ей вдруг ужасно захотелось узнать, что он там нашел. Она попробовала спуститься, пролететь над мистером Уилсоном и забрать у него тетрадь, но ничего не получалось. Она продолжала лететь вперед. Потом она увидела миссис Норленд, помощника шерифа Луиса, мистера и миссис Грегори, Джейка Муна, Лину Хилл, библиотекаршу. Все тянулись к ней. Калли вглядывалась в толпу, ища глазами Бена, но именно его найти не могла. Теперь к ней начали тянуться люди, которых она не знала. Калли испугалась. Она пыталась брыкаться и делать руками движения, как при плавании брассом, чтобы двигаться вперед. Она и двигалась вперед, словно гналась за олененком. Скоро она очутилась на красивой поляне. Деревья окружали зеленый лужок. В центре луга находился маленький прудик, и олененок остановился попить. Калли тоже очень хотелось пить, но она не могла спуститься. И вдруг показался Бен. Большой, сильный, добрый Бен. Он позвал ее. Калли попыталась объяснить, что хочет пить, очень хочет пить, но слова не выходили изо рта. Бен сразу все понял — он всегда ее понимал. Он окунул руки в воду и поднял их над головой, сложив ладони чашечкой,
Калли проснулась, как от толчка, и не сразу сообразила, где она. Она села и попыталась облизать пересохшие губы, но язык стал толстым, неповоротливым; во рту совсем не осталось влаги. Сон вылетел у нее из головы, как только она проснулась, зато в груди поселилась тихая радость. Она знала, что Бен где-то рядом. Калли медленно встала, разминая затекшие руки и ноги. Вниз, решила она, к воде. Она начала медленно спускаться по склону к тому месту, где, как она думала, протекала речка. Осторожно пробираясь по тропинке, она переступала через сухие сучья и острые камни и вспоминала обрывки своего сна. Вспомнила и мистера Уилсона, школьного психолога, который держал ее тетрадь и на что-то в ней показывал.
Во время их первой встречи мистер Уилсон, высокий, худой, длинноносый человек со снежно-белой шевелюрой, усадил ее рядом с собой за круглым столом. Перед ними лежала тетрадь в черной обложке, сшитая из грубой, шершавой бумаги. Оттуда даже древесные волокна торчали. Листы были сшиты белой шелковой лентой. Калли сразу подумала, что тетрадь очень красивая. Ей ужасно захотелось полистать страницы и посмотреть, что там внутри. Рядом лежала новенькая коробка с разноцветными мелками — не обычными четырехцветными, какими рисуют на асфальте, а настоящими художественными мелками. Их было много, и все яркие — глаза разбегались. У Калли руки чесались открыть коробку.
— Калли, — начал мистер Уилсон, — тебе известно, что лучше всего можно разговаривать без слов? — Он замолчал, как будто ждал, что Калли ответит.
Калли сразу насторожилась. Прошлогодний психолог, миссис Геро, невзрачная, похожая на мышку, в вечных мешковатых штанах серого или бежевого цвета, тоже все время подстрекала Калли говорить. Ничего у нее не вышло.
Мистер Уилсон как будто прочитал ее мысли.
— Калли, я не пытаюсь заставить тебя говорить, — сказал он, почесал длинный нос кончиком пальца и посмотрел ей прямо в глаза. Миссис Геро никогда не смотрела Калли в лицо, всегда говорила с ней, а сама рисовала какие-то точки в блокноте. Открытость мистера Уилсона немного озадачила Калли. — И все же я хочу с тобой познакомиться, — продолжал он. — Такая уж у меня работа, знакомиться с учениками и помогать им чем можно… Да не смотри на меня с таким подозрением, Калли! — засмеялся мистер Уилсон. — Все переоценивают важность человеческой речи. Ля-ля-ля… Я целыми днями кого-то выслушиваю. Потом иду домой и слушаю жену, детей и пса… — Он прищурился и посмотрел на Калли.
Та наморщила нос и улыбнулась, представив, как мистер Уилсон пытается выслушать черного лабрадора или немецкую овчарку, которая сидит на кухне за столом и рассказывает, как прошел день.
— Ладно, допустим, пес не разговаривает, зато все остальные болтают столько, что у меня уши вянут! Вот я и подумал, что немного тишины мне не повредит. — Мистер Уилсон вытянул под столом длинные ноги. — У нас с тобой есть вот эта тетрадь — мы можем переписываться. Вроде как станем друзьями по переписке, только без конвертов и марок. Наши разговоры будут вот здесь. — Он постучал по тетради пальцем. — Ну, как тебе мое предложение? Не отвечай. Подумай хорошенько, разрисуй обложку, делай что хочешь. А я пока посижу за своим столом, почитаю и понаслаждаюсь тишиной. — Мистер Уилсон ободряюще улыбнулся, встал и отошел к своему старому дубовому столу в углу кабинета. Он уселся на стул, обхватив ногами ножки, склонил тонкую шею над какой-то папкой и начал читать.
Калли долго рассматривала лежащую перед ней тетрадь. Она всегда любила рисовать картинки и сочинять сказки. Она уже умела писать много слов, хотя ходила только в первый класс. Она сочиняла сказки про лошадей, фей и города на дне океана. Друга по переписке у нее никогда не было, она даже никогда не писала отцу, когда тот уезжал на Аляску, — ей и в голову не приходило, что с отцом можно переписываться. Она не могла представить, чтобы кому-то были интересны ее письма. Все хотели услышать, что она скажет, как будто изо рта у нее вместо слов вылетали бы драгоценные камни.
Калли раскрыла тетрадь. Толстые нелинованные страницы манили к себе. На страницах виднелись такие же волоконца, как и на обложке, — на каждой странице свой особый узор. Калли закрыла тетрадь и взяла в руки коробку с мелками. Она выбрала мелок сиреневого цвета, потому что он напомнил ей стрекоз, кружащих над Ивянкой. Повертела мелок в пальцах, восхищаясь им. Старательно вывела печатными буквами в нижнем правом углу страницы свое имя: «Калли». Потом подняла голову и посмотрела на мистера Уилсона. Тот по-прежнему был поглощен чтением. Калли осторожно положила сиреневый мелок в коробку и отряхнула пальцы о джинсы, оставив на них полоски. Она отодвинула стул от стола, встала, подняла тетрадь и, подойдя к мистеру Уилсону, протянула ему.