Бремя страстей

Джексон Лайза

Бобби, пожалуй, поможет!

— Да,— согласилась Джеральдина, — со­всем как Фелисити и Деррик.

— Хорошо, пойдемте в дом и выпьем ох­лажденного чаю. Сколько можно стоять в хол­ле? — опомнилась Дена.

Кэссиди с отвращением закрыла за собой дверь. Свидание с Бобби Алонзо? Подготов­ленное его матушкой? Действительно, это шанс, который нельзя пропустить. Она сброси­ла туфли и включила радио. Старая песня ан­самбля «Роллинг Стоунз» прорывалась сквозь голос диктора. Кэссиди, закрыв глаза, слушала жалобу Мика Джеггера

о том, что он рисует что-то черное. Она понимала его состояние.

В дверь постучали. Занавески на окнах вско­лыхнулись, и, обернувшись, она увидела Дер­рика, стоявшего в дверном проеме.

— Можно войти? — прошептал он. Вид у него несчастный и измученный, словно он потерял двадцать фунтов и часть своей души.

— Господи, я чувствую себя ужасно, — произнес он, и слезы заблестели в его вос­паленных глазах. — Энджи не заслуживала та­кой участи.

Кэссиди не ответила, боясь, что голос от­кажет ей.

— Я любил ее, знаешь ли. Она доставляла много беспокойства, но я ее любил.

— Да, я знаю. Я тоже.

— Я хотел извиниться перед тобой за тот вечер, с ружьем. Я очень тебя напугал?

— Я беспокоилась не за себя.

Он подошел к туалетному столику, где за­метил ее фотографию верхом на Реммингтоне. Взяв снимок, он нахмурился, затем взглянул в зеркало и встретился взглядом с Кэссиди.

— Папе не надо было брать на работу этого Маккензи. — Деррик злобно поджал гу­бы при упоминании о Бриге. — Если бы он не принял его на работу, ничего бы не случи­лось.

— Кто мог знать заранее…

Он внезапно сжал кулаки, смяв фотогра­фию.

— Я не могу поверить, что ее нет в жи­вых! — Он поднял взгляд к потолку, словно ища ответа.

— Я тоже.

Он прерывисто вздохнул, пронзив Кэссиди взглядом своих водянистых глаз.

— Я убью его, честное слово, убью. Если этот подонок когда-нибудь вновь объявится в нашем округе, клянусь, что задушу его го­лыми руками.

— Даже если он невиновен?

— Он виновен, Кэссиди, — прошипел Дер­рик, громко засопев. — Этот подонок виновен во всем и когда-нибудь за все заплатит спо­лна!..

Она почувствовала себя преступницей, при­вязав старую кобылу к дереву в лесу возле лесопилки и спрятавшись в тени на время пере­сменки. Работники, покрытые опилками и пы­лью, снимали защитные шлемы, курили, сме­ялись и шутили, выходя через ворота на авто­мобильную стоянку.

Огромные объявления на заборе гласили: «Требуются только квалифицированные рабо­чие» и «Соблюдение правил безопасности — за­лог счастливого будущего». Машины всевоз­можных марок и размеров стояли рядом на асфальте — джипы, грузовики, седаны. Визжа­ли пилы, электрокары с грузом катили в сторо­ну уже уложенных штабелей пиломатериалов, ожидающих отправки.

Кэссиди смотрела, как разъезжаются рабо­чие, более молодые резко срывались с места на своих спортивных автомобилях и мотоциклах, те, кто постарше, группами садились в джипы, закуривали и только потом поворачивали ключ в замке зажигания. Появилась новая сме­на, и Кэссиди заметила пикап, который ис­кала, — старый автомобиль, когда-то бирюзового цвета, а теперь обезображенный следами сварки на крыльях и задней дверце. Машина Чейза Маккензи.

Он вышел из кабины, и сердце Кэссиди забилось с утроенной силой при виде его, так похожего на Брига в месте с тем совсем друго­го. Сказав себе «сейчас или никогда», она по­дождала, пока большая часть рабочих прошла через ворота, затем окликнула его:

— Чейз!

Щурясь от лучей заходящего солнца, он повернулся к ней.

— Да?

— Это я.

Улыбка смягчила суровое выражение его лица.

— Кэссиди, что вы здесь делаете? — спро­сил он удивленно. Потом заметил беспокойст­во в ее глазах, и улыбка медленно растаяла на его губах.— Вы по поводу Энджи, да? И Брига?

— Мне… мне хотелось бы знать, нет ли у вас от него вестей?

Его голубые глаза потемнели.

— У меня нет, а мама, если и знает что, не рассказывает, она не делится ни с кем.

Кэссиди не могла скрыть своего разочаро­вания и поддала ногой кусочек гравия.

— Я… м-м, я знаю, что вы… проявляете к нему интерес…— Она резко вскинула голову, думая, что он дразнит ее, но Чейз был серь­езен. Он помолчал, глядя вдаль, словно взве­шивая свои возможности, и тихо добавил: — Если я услышу что-нибудь, то дам вам знать.

— А ваша мать?

— Лучше спросите у нее сами.— Он пока­чал головой и внезапно показался ей очень усталым и постаревшим.— Впрочем, мать ужасно не любит говорить на эту тему. Она очень плохо переносит всю эту историю.

— Мне очень жаль.

— И мне,— сказал он тихо.— И мне тоже.

Она повернулась, чтобы уйти, но он схва­тил своими сильными, огрубевшими от рабо­ты пальцами ее запястье, словно хотел нащу­пать пульс.

— Послушайте, я знаю, что вам тяжело, и, наверное, не стоит говорить об этом, но я сде­лаю для вас все, что смогу. И… ну, если вам что-нибудь понадобится— я понимаю, это звучит глупо, учитывая ваше положение и мое, но я говорю серьезно,— если вам что-нибудь понадобится, вы можете рассчитывать на ме­ня.— Она перевела дыхание, глядя в его пол­ные тревоги глаза.

— Спасибо. Ничего не надо. Я просто хоте­ла узнать хоть что-нибудь о Бриге.

Тень побежала по лицу Чейза.

— Мое дело предложить,— сказал он рез­ко, отпустив ее и быстро пошел вдоль автомо­бильной стоянки к открытым воротам лесо­пилки, надевая на ходу защитный шлем.

Выросшая в роскошном особняке, постро­енном ее отцом для своей первой жены, Кэс­сиди испытала острое чувство вины за то, что в отличие от нее, не знавшей ни в чем нужды, Бриг и Чейз жили здесь, в этой тесной, убогой конуре.