Бремя тела

Березин Дмитрий

«За что мне это все? Что я такого сделала, чтобы постоянно мучиться? Все не так и не эдак. Почему я должна устраивать окружающих, не устраивая при этом себя, и наоборот? И куда это пятно подевалось? Вероника Петровна наговорила мне всякого! И вот сегодня началось. Да, Ксюша, твои нервы ни к черту. Видишь, ты предпринимала шаги, занималась самодеятельностью, и теперь это привело к новым сложностям. Мама говорила, что тяжелый первый день, максимум второй, дальше все нормализуется. Хотелось бы, с такой болью жить не хочется. Теперь ты понимаешь, Ксюша, почему иногда говорят,

что лучше было бы родиться мальчишкой? Хотя, им в армии надо служить или косить, чтобы туда не забрали. А по мне так лучше в армию, чем терпеть эти боли. Не верю, что эти таблетки Наде помогают. Она, наверное, решила поиздеваться надо мной. Да нет, анальгин должен помочь. Как же я устала! Будто и не спала совсем. Пусть обо мне думают, что хотят, но я сегодня никуда не пойду, не пойду и точка. Я ненавижу себя! И плевать на сессию, на зачеты. Плевать, Ксюша. Вот увидишь, как миленькое сейчас появится пятно!»

Ксения переоделась и снова устроилась на кровати. Она пыталась читать, отвлечься, окунуться в перипетию книжной истории, к слову сказать, весьма надуманной. На трех страницах не произошло ничего примечательного. Пустые пафосные речи и перетирание воздуха в ступе, когда и так было ясно, чем все закончится еще за восемьдесят страниц до финала.

«Хижину дяди Тома» Ксения в ярости швырнула под кровать.

— Ненавижу себя, — прошептала она, — ненавижу этот секс, из-за которого все происходит, даже если он меня никак не касается. Глупости, это все глупости.

Прикинув, Ксения не нашла, за что себя можно было бы любить. За то, что она отвергает даже самые крохотные намеки на интимную близость, но при этом не утруждает себя поисками того, о ком мечтает, а просто сидит и ждет? За то, что махала рукой на бабу Лару, когда она говорила ей вполне серьезные вещи? За то, что незнакомая женщина несет чушь про то, как ей необходим секс, иначе она сойдет с ума и ей, якобы, все это видно? За то, что ей и самой уже стало казаться, что она слетает с катушек, и что ни мама, ни сестра ее не понимают и при неудачном стечении обстоятельств и сами упекут ее в психушку, может, ненадолго, для профилактики? Ксения бросилась припоминать, где у них в Череповце находится психбольница, то так и не вспомнила.

«Может, прогуляться, подышать свежим воздухом?» — спросила у себя Ксения, но тут же боль ответила новым ударом. Ксения скрежетала зубами и смотрела в окно.

На следующий день Ксения была в институте. Переживания относительно того, что Надя может разболтать истинные причины ее отсутствия, отпали. Похоже, Надя прониклась к Ксении сочувствием, а, может, просто у нее хватало и своих забот, тем более что почти каждый день после занятий она допоздна гуляла со своим парнем. Но прибавились другие проблемы, каких Ксения не ожидала. В перерыве между парами, когда Ксения шагала по коридору и исподтишка откусывала яблоко, ее окрикнул декан факультета и позвал в деканат на пару слов.

Александра Яковлевича за глаза называли Скруджем. Он помнил все, что касалось его факультета до мелочей: кто из студентов живет в общежитии, у кого задолженность по зачетам, кто получает стипендию, какой курс в какой аудитории

занимается, у кого из преподавателей перебор с нагрузкой, а кто свою не выполняет в полной мере. Теперь Ксения убедилась, что эта его щепетильность ему дорого обойдется, как и ее собственная принципиальность.

— Никитина, что-то я вас вчера не видел на занятиях. Чем объясните отсутствие?

«Неужели все знает? Нет, просто расспрашивает. Спокойно, Ксюша, у тебя все хорошо, это ложная тревога».

— Неважно чувствовала себя, Александр Яковлевич, но уже все хорошо.

— Хорошо-то оно и хорошо, — Александр Яковлевич снял очки и принялся их протирать о манжет рубашки, — да только от двух преподавателей слышал жалобы. Два зачета у тебя еще не сданы.

— Но я ведь только собиралась их сдавать!

— Да, но кое-кто, Никитина, я не буду показывать пальцем, потому что это неприлично, собирался сдавать сессию досрочно. Как вы мне говорили, хочется съездить домой на недельку. Забыл, извините, откуда вы?

— Из Череповца, — грустно ответила Ксения, краснея и смущаясь.

— Череповец, ах да, замечательный город, бывал там однажды проездом. Так вот, никакой сессии досрочно уже не получается, Никитина. И не вините меня, меня винить не в чем. Обстоятельства так складываются. Вы обязывались поговорить с преподавателями и сдать за две недели до сессии все зачеты, не так ли? До сессии остается десять дней, у вас еще два зачета не сданы.

— Но я сдам, все сдам! — Ксения медленно опустилась на стул, стоявший у входа в деканат, прямо под стендом с расписанием.

— Конечно, сдадите, Никитина. Но дело в другом. Остается десять дней, вы начинаете, извините за выражение, пороть горячку, а впереди еще три экзамена, которые вам предстоит сдать.

Ксения не понимала, что Александр Яковлевич хочет ей сказать, оперируя датами, числом дней, числом экзаменов. Пыталась понять, но не понимала.

— Извините, Александр Яковлевич, но, может, вы мне конкретно скажете, почему сначала разрешили сдавать зачеты и экзамены раньше, а теперь отказываетесь от этого намерения и все переигрываете?

— Это я переигрываю? — Александр Яковлевич надел очки и вопросительно посмотрел на Ксению, затем снова их снял, на этот раз, чтобы спрятать в карман. — Мне кажется, это вы переигрываете, Никитина. Поймите, второпях вы сдадите, предположим, не на отлично, а на хорошо. Или, того хуже, схлопочете хотя бы одну тройку.

— Знаете, это мое дело, — уверенно заявила Ксения, — да и вы сами нам первого сентября в том году говорили, что экзамен это лотерея, особенно по точным наукам вроде математики.

Александр Яковлевич сделал такое лицо, как будто схватил ложку слишком горячего супа, забыв на нее предварительно подуть, и даже топнул ногой.

— Причем тут это, Никитина? Мало ли что я сказал! Вы поймите, вы у нас единственная отличница, гордость курса, да и факультета тоже. В своей группе вообще, вы единственная, кто получает стипендию. Вот поэтому ученый совет и постановил вам платить стипендию не двойную, какая полагается всем отличникам, а, так сказать, двойную двойной. А знаете, почему?