Бремя тела
Шрифт:
— Ты говоришь так, как будто пытаешься меня в этом убедить. А меня не нужно убеждать. Я и так прекрасно знаю, о чем говорю. Скрытые в тебе возможности могут еще и не такое, если ты будешь им сопротивляться. Это сейчас ты видишь черные пятна, которые нагоняют на тебя страх, когда ты думаешь о сексе или кто-то намекает тебе на него. Хочешь узнать, что будет дальше? На твоем месте я бы не хотела этого узнавать. Себе дороже. Короче говоря, девочка, пора тебе как следует разобраться в себе, хочешь ты этого или нет. Если ты не последуешь моему доброму совету, то не удивлюсь, если у тебя начнутся проблемы с головой, и тогда здравствуй, психушка. И самое страшное, что ты с этим уже ничего
XI
Нельзя сказать, что тот откровенный разговор с Вероникой Петровной изменил Ксению. Несмотря на все услышанное, она по-прежнему не могла понять, почему это все происходит именно с ней, да еще и из-за такой глупости, как секс. Именно глупости, другого слова Ксения подобрать не могла. Ведь каждый человек волен жить так, как ему хочется, делать то, к чему лежит душа. И если у Ксении по уверениям бабы Лары и Вероники Петровны действительно были возможности, сила, которой не было у других, то почему все это работает против нее? Почему не помогает ей справиться с трудностями, а только создает их.
От Вероники Петровны Ксения вернулась поздно, уставшая и заплаканная. Надя уже спала, поэтому обошлось без ненужных вопросов и любопытных взглядов. Едва Ксения легла, то сразу уснула: она чувствовала, как летит неведомо куда с огромной скоростью, а потом остановилась, резко дернув стоп-кран, и очутилась на кухне у бабы Лары.
— Убедилась? — спросила баба Лара. — Теперь не будешь, надеюсь, повторять слова матери, что я сошла с ума и все эти разговоры про силу есть старческое безумие?
— Не буду, баба Лара. Я так никогда и не думала даже.
— Это хорошо, что не думала. Тебе надо взрослеть.
— Я и так уже взрослая, бабушка. Мне уже двадцать скоро. Учусь. Что еще требуется, чтобы доказать, взрослая я, не маленькая?
— Не знаю, не знаю, — баба Лара встала со стула, подошла и потрепала Ксении волосы. — Ты и в самом деле уже такая взрослая…
Ксения почувствовала, что дрожит. Болела спина, и болело внизу живота. Боль усиливалась, причем не постепенно, а как-то скачкообразно. Ксения закричала. Ей было не страшно, во сне она не видела ничего из того, что могло бы ее мало-мальски напугать. Наоборот, присутствие бабы Лары, ее голос успокаивали. Но боль нарастала, прибывая из ниоткуда. Ксения попыталась собрать все силы, но это не получилось. Она даже не понимала толком, спит или нет. «Наверное, уже не сплю», — мелькнуло у Ксении и тут же ее начали сильно трясти за плечи, от чего боль еще более усилилась.
— Никитина, что с тобой? Проснись сейчас же, хватит меня пугать и орать здесь! — рядом стояла Надя и пыталась ее разбудить. — Никитина, мать твою, да хватит уже орать! Орет и орет, а чего нужно, непонятно. Никитина!
Надя красила ресницы, в одной руке у нее была тушь. Разбудив Ксению, она невозмутимо продолжила наводить марафет. Ее невозмутимость не была наигранной — в отличие от Ксении Надю мало что могло удивить или напугать. Непростое дворовое детство в провинции, развязность по натуре, знакомство с Сашей и пребывание в соответствующем обществе делали свое дело. Но Ксения не замечала этого. Она больше ценила порядочность Нади, что можно без опасений оставить в комнате ценные вещи и деньги. Да и с грехом пополам они друг друга понимали даже в таких ситуациях на границе безумия с нелепостью.
— Я…
— Чего ты там лепечешь? Утро уже, вставай, все равно спать после такого уже больше не будешь. Вот и выспались, блин.
— Болит, — простонала Ксения
Надя подняла одеяло и тут же, ухмыляясь, опустила его обратно.
— Здрастье, Никитина, да ты как будто с другой планеты прилетела! Да к тебе же красные идут!
— Какие? Что?
— Красные наступают, Никитина?
— Болит! — снова простонала Ксения, потирая через одеяло живот: она никак не могла проснуться и осознать, где находится и что происходит. То ли это до сих пор кухня квартирки бабы Лары с плотными шторами, то ли комната в общежитии. Но почему так темно? Ах, да, в это время года светает поздно. Ксения понемногу приходила в себя. — Какие красные?
— Орать прекрати, Никитина, а то сейчас на твои крики сбегутся, а ты в таком состоянии еще если раздетая начнешь бегать, то это вообще тупик.
— Какой тупик? Какие красные? Надя, что за ерунда? Мне больно, а ты! И прекрати на меня давить, убери руки, а то еще больнее.
— Да! Как у тебя, Никитина, оказывается все запущено. Я даже не подозревала. Вроде большая девочка…
— Прекрати! — в слезах крикнула Ксения, припоминая случившийся накануне разговор с Вероникой Петровной, которая тоже посмеивалась над ней и называла большой девочкой.
Надя открыла свою тумбочку, покопалась в вещах и бросила на кровать Ксении не начатую упаковку прокладок. Ксения ее не поймала. Упаковка ударилась о стену и упала на одеяло. Ксения испуганно разглядывала ее, не решаясь взять в руки.
— Нет, ты точно королева девственниц! Это же надо такое! Вроде продвинутая, компьютером с интернетом пользуешься, мобилой, читаешь много, а сама, выходит, за собой не следишь? Что, я неправду говорю? Хочешь сказать, что вру? Как же! Видела бы ты сейчас себя со стороны, ну и художество! Да ты подбери слюни-сопли, приведи себя в порядок. Иди, собирайся, завтракай, нюня. Сейчас таблетку тебе найду какую-нибудь. Неужели у тебя никогда месячных не было?
— Не было, — простонала Ксения, с трудом поднимаясь с кровати.
Ксения была раздражена и обижена на весь мир. Что теперь будет? То, что случилось, Надя разнесет по всему общежитию. Ксения представила, о чем будут все говорить, как на нее будут смотреть? А что делать ей? Она, заблудившаяся в себе, живущая своими принципами и представлениями, не желающая мириться с окружающей ее грязью, непониманием, равнодушием.
— Ты ведь никому не расскажешь? — Ксения достала и накинула старый мамин халат, прихваченный на всякий случай и пылившийся в шкафу. — Надя, пожалуйста, пообещай, что никто ничего не узнает.
— Ага, всем расскажу, по телевизору выступлю, в интернет посливаю комментов и фоток, мол, так и так, поздравьте Ксюху, королеву девственниц, с тем, что у нее красные дни! Ура! — Надя заметила, что оделась и собралась идти в институт гораздо быстрее Ксении, чего раньше никогда не было, а Ксения, судя по всему, в институт опоздает. — Да ладно тебе, никому я ничего не скажу. Что я, дура совсем по-твоему? Таблетки на столе. Чао.
Надя всегда хлопала дверью, но в этот раз она сделала это особенно громко и, как показалось, элегантно — она уже вышла, уже прикрыла дверь, а потом изловчилась и рукой толкнула ее. Ксения посмотрела на потолок. Пятна на привычном месте не было, да, впрочем, и не до него было. Все тело ныло и подташнивало. Таблетки, которые Надя оставила на столе, почти не действовали. Ксения скрипела зубами и, превозмогая боль, собиралась в институт. На первую пару она уже не успевала, зато успевала на три другие. Но, уже одевшись, Ксения почувствовала такую боль, что вынуждена была прямо в куртке лечь на кровать и свернуться рогаликом.