Бригадир
Шрифт:
– Ну вот, шутите, и то хорошо… Мне бы как раз вас «каком кверху» повернуть, но нельзя. Поэтому «каком книзу», если вы не против…
Алла приподняла одеяло, обнажила мягкую боковину, куда и воткнула иголку. При этом она согнулась в поясе, и ее ничем не удерживаемая грудь вывалилась из разреза халата и разнуздано глянула на него коричневым глазком. Но Спартаку не понравилось и это.
Когда Алла ушла, он вызвал Битка и велел привести врача. Ему и сказал, чтобы эта медсестра к нему больше не подходила.
Спартак должен был об этом пожалеть. И девушку обидел, и сам без романтики
Более того, Спартак снова почувствовал раздражение, когда в палату снова зашла медсестра. Он засыпал, сознание туманилось, а тут опять двадцать пять.
– Что такое? – недовольно спросил он.
И только тогда понял, что это вовсе не Алла.
– Ты?!
Как будто вулкан в нем пробудился, кровь забурлила, жизненная энергия заполнила тело, как раскаленная лава – кратер с истонченными стенами. Взбудоражился он, завибрировал.
– Здравствуй, Спартак, – мило улыбнулась Юля.
Да, она говорила, что училась в медучилище, почти год отработала в больнице. Об этом он мог догадаться и без всяких объяснений, когда она выхаживала его.
– Э-э, ну, здравствуй…
Шапочка у нее обычная, без всяких замысловатостей, даже большего размера, чем полагалось, и уши закрыты, и даже челка не выбивается из-под нее. Халат без единого пятнышка, накрахмаленный, наглаженный, но фигуру не обтягивает, как это было у Аллы, и длинный, ниже колен. Юля верна себе, косметики на лице меньше минимума, брови слегка подведены, губы едва накрашены. Но и в своем обычном репертуаре она необычно хороша. Может, и не красавица, но энергетика ее обаяния так же осязаема, как нежные ласковые руки. Ее руки…
– Меня к тебе назначили, – сказала она без недовольства и отчуждения, но так, как будто все произошло против ее воли. Дескать, не хотела она к нему, но с врачом не поспоришь.
– Только ко мне?
– Нет, у меня есть и другие палаты…
Спартак потянулся к радиостанции, чтобы вызвать охранника, но передумал. Юля не из тех женщин, перед которыми нужно выкаблучиваться, показывая, какой ты крутой. Она любила Спартака, когда он был никем. И ее скорее обидит его повелительный тон, которым он будет говорить с врачом, требуя, чтобы медсестру Дьякову прикрепили к нему, освободив от всех других обязанностей. Это Жанна зашлась бы от восторга на ее месте. Или та же Аллочка, эталон благопристойности, блин…
– Я хочу, чтобы ты заботилась только обо мне.
– А мне сказали, что ты терпеть не можешь людей, – мягко улыбнулась она.
– Кто сказал? Алла?
– Ну…
– Значит, она… Скажи, чтобы она здесь больше не появлялась.
– Она тебе не нравится?
– Нравится. Но раздражает.
– А я?
– Ты меня не раздражаешь.
– Но не нравлюсь, – грустно заключила она.
– Я этого не говорил.
– Ты все уже сказал.
Спартак расстроенно посмотрел на нее. Действительно, своим поведением он давно уже все сказал.
– Э-э, понимаешь…
А сейчас он должен был сказать, что ему неловко перед
– Я хотела спросить, может, тебе что-то нужно… Может, «утку»?
– «Утку»? – с мрачным весельем усмехнулся Спартак. – Лучше журавль в небе, чем «утка» под кроватью…
Когда-то журавлем в небе для него была Жанна, а Юля – синицей в руке. Она и сейчас маленькая нежная синичка, и ему будет очень уютно с ней. Но ведь Жанна так и осталась журавлем, пусть и прикормленным, прирученным. И само небо его манило. Небо, где много раздолья и других журавлей. А с Юлей как в клетке… Это сейчас ему хочется в эту клетку, потому что мило там, тепло и душевно. А что будет потом?..
– Что, заработал?
– По-твоему, я пулю заработал?
– А разве нет?
– Ну, знаешь!..
– Я знаю, что должна заботиться о тебе. Потому что ты пациент…
– Я прежде всего мужчина.
– Да, но чужой…
В ее голосе звучали черствые, осуждающие нотки. Непривычное для нее явление… Ну да, он привык считать ее белой пушистой овечкой без права на собственное мнение. С тех пор, как они расстались, прошло немало времени – осень, зима, весна вот заканчивается. Пережив разлуку, она осталась такой же нежной и милой, но все-таки что-то загрубело в ней. Обида в ней говорит, и ее можно понять…
– А у тебя есть свой мужчина?
– Не твое дело.
Да, изменилась она. Хоть и немного, но все-таки. И тем не менее ей понадобилось усилие над собой, чтобы ответить ему столь дерзко. Усилие, которое могло вызвать безобидную улыбку, если бы речь не шла о другом мужчине.
Спартак вдруг ощутил укол ревности.
– Я же, кажется, говорил, чтобы никаких мужчин! – сказал он, хотя и понимал, что это звучит глупо.
– Да, но я не работаю на тебя, – удивленно и без возмущения посмотрела на него Юля.
– Работаешь… Сейчас… И вообще, почему ты здесь работаешь?
– А где еще?.. С торговлей не вышло…
– Почему не вышло? У тебя был свой ларек, на тебя работал человек за мой счет. И за право работать ты не платила. Все условия для успешного развития…
– Просто я не хотела зависеть от тебя.
– И от кого ты сейчас зависишь?
– От отца. И от себя…
– И где твой отец? В рейсе?
– Нет. Сейчас он дома. Летом в рейс пойдет, если получится…
– Ты с ним дома живешь? Только с ним?
– Да, только с ним… Никого у меня нет. Если это тебя волнует…
Спартака интересовала ее личная жизнь, и Юля это чувствовала. Потому и не могла скрыть радостную улыбку, хотя и пыталась.
– Волнует…
– Тебе вредно разговаривать.
Она даже отвернула от него лицо, чтобы скрыть свой восторг. А чтобы окрасить ситуацию в обыденные тона, полезла под кровать, взяла в руки «утку», приподняла одеяло…
Спартак смутился, но все-таки он рад был вернуться в не такое уж и давнее прошлое, в котором для него существовала только Юля. Уж очень уютно и душевно с ней было. Только она, казалось, могла согреть его изнутри…