Бригадир
Шрифт:
– А машина?
– Какую ты хочешь машину?
– «Мерседес». Ну, не «шестисотый», можно что-нибудь попроще…
– Был уже «Мерседес», – скривился Спартак. – В который тебя тащили…
– Что ты хочешь этим сказать? – взвилась Жанна.
– Что ты дура. И что ведешь себя как шлюха…
– Что?! – взвизгнула она.
– Ты даже не знаешь, что сегодня было. Даже не знаешь… – Устало махнув на нее рукой, Спартак наполнил стакан и рюмку.
– Что было?
– Да тебе и знать не надо… Ты все, что могла, сделала. А мы расхлебывали… Короче, еще раз увижу тебя в короткой юбке – ноги оторву. Ты меня поняла?
Он
– Да, поняла, – робко кивнула она.
– Вот и хорошо…
Он выпил, закусил, еще раз выпил… На этом ужин и закончился. Почти пол-литра водки выкушал, сейчас хмельная волна навалится, надо спать ложиться, чтобы не расплющило. Напился, теперь самое время забыться…
– А машину я тебе возьму, – уже в дверях, не оборачиваясь, сказал он. – Хорошую машину, не пожалеешь… – Сделал шаг, остановился. – Да, и еще. Завтра у нас вылет. На Канары. Отдохнем пару недель.
С документами вопрос решен, с визами тоже, билеты будут завтра. Устал Спартак от своих трудов неправедных, но дело не в том. Надо на время лечь на дно, выждать, посмотреть, как поведут себя чеченцы.
Глава шестая
По одну сторону забора шумела толпа, по другую рычали бульдозеры. Люди покупали-продавали товар, машины разгребали щебень, планировали площадку под новый рынок, а если точнее, то под продолжение старого. Лоточные ряды здесь будут однотипные, с крышами; на эту новую половину переместится вся торговля, а старую закроют на реконструкцию – перестелят асфальт, поставят новые ряды. А гряду из кирпичных ларьков придется снести, чтобы расширить автостоянку. Жаль, конечно, ломать, но если людям некуда будет ставить машины, то рынок значительно потеряет в клиентах.
Расширяется барахолка, скоро от пустыря останется одно лишь воспоминание. Оптовые склады на нем построят, «челночный» автовокзал. Гости столицы уже знают о репчинском рынке, едут сюда, так что перспективы на будущее имеются. На днях Спартак разговаривал с городским главой, тот не прочь отправить к ближайшей станции метро пару-тройку автобусов, чтобы доставлять людей на рынок. Работа идет, дело движется, обороты растут. Лишь бы только не остановили…
Но бояться вроде некого. Шамхана больше нет, его группировка развалилась; другим чеченским авторитетам сейчас не до того, чтобы мстить за своего собрата, нынче не до разборок. После бешеной аферы с фальшивыми авизо матерым чеченским волкам от ментов бы отбиться да заработанные миллиарды в дело вложить. Чеченцы сейчас больше на финансовые махинации завязаны, а эти дела очень сложные, требуют концентрации ума и внимания, и отвлекаться на такие мелочи, как месть, глупо и опасно. А всякой шушере Спартак просто не по зубам. Да и плевать она хотела на какого-то там Шамхана.
С момента расправы над ним прошло два месяца, и раз до сих пор ничего не случилось, то проблему с чеченами можно отодвигать на задний план. Хотя и расслабляться нельзя.
В руке зашипела рация, Спартак поднес ее к уху.
– Брат, к тебе тут гости, – сказал Мартын. – Вроде не буйные. Я их в кафе провел…
– Иду.
В малом зале кафе Спартака ждали трое. Посередине он увидел немолодого уже мужчину с изрытым оспой и морщинами лицом. Желтушные глаза, землистого цвета кожа, усталый, но высокомерный
Не поднимаясь со своего места, желтушный показал на свободное место за столом. Он считал себя здесь хозяином, и Спартаку это очень не понравилось. Но все-таки он сдержал свой гнев.
– Я Ростом, – тихо, но веско сказал мужчина.
Он явно ждал, что Спартак отреагирует на его имя. Но тот даже бровью не повел. Хотя имя ему было знакомо. Лично Ростома Батумского он не знал, но Гобой говорил, что это очень влиятельный законник. Причем не только среди грузинских воров, но и среди славянских. В Москве он имел достаточно большую власть, и непростительно глупо было бы не считаться с ним.
– И что?
– Ростом Батумский.
– А я Спартак. Знаменский.
– Я в законе.
– Ну, я этим похвастаться не могу.
– А я могу, – в надменной усмешке скривил губы Ростом.
– Я знаю, ты за нашим районом смотришь.
– Ну, вот видишь, как хорошо, дорогой. Значит, мне ничего не придется тебе объяснять, – заметно расслабился вор.
Всегда легче разговаривать с человеком, который знает, с кем имеет дело.
– Сейчас ты скажешь, что надо в общак платить, – усмехнулся Спартак.
– Все платят. И ты будешь платить.
– Тут ко мне в феврале подъезжали, тоже хотели меня поиметь. Даже не знаю, кто их самих сейчас имеет, ангелы или черти. Скорее всего, черти…
– Это угроза?
– Да нет, просто к слову.
– Ты знаешь обо мне, я знаю о тебе. И знаю, что ты с чеченами бодался. И что забодал их, знаю…
– Зря они со мной связались.
– Я с тобой связываться не собираюсь. И угрожать тоже. Не хочешь отстегивать, не надо. Но рано или поздно тебя возьмут за жабры. Менты голову поднимают, контора засуетилась. Как бы не прижали всех вас. Закроют тебя и от кормушки оторвут. Как тогда жить будешь?
– Как?
– Плохо жить будешь. Не примут тебя на хате. Малява придет, что не наш ты человек, что благо воровское зажал, что братву на зонах не грел. И тебя самого греть никто не будет. Ну, может, лохмачи где-нибудь в бане пригреют. Это у них просто. На западло тебя поймают, сначала на словах опустят, а потом дрозда вставят. Мужик ты мощный, но и не таких ломали. Был мужиком, а станешь петухом. Тебе это нужно?
– А говоришь, не угрожаешь, – хищно сощурился Спартак.
– Предупреждаю.
Что ни говори, а предупреждение очень серьезное. Вся воровская сила в тюрьме, там законники – короли. А от тюрьмы и сумы зарекаться смешно, особенно в положении Спартака. За местных ментов он спокоен, но, судя по всему, на него положил глаз шестой отдел Министерства внутренних дел. Сейчас эту структуру преобразовали в РУОП, и ее суть от этого только ужесточается. РУОП – независимая контора, к тому же она жаждет доказать, что создали ее не зря, а значит, грядут аресты, задержания. И Спартак может попасть под эту гребенку.