Бриганты

Чернобровкин Александр Васильевич

Они появились часа через два. Около трех сотен всадников: десяток рыцарей и оруженосцев, две сотни хобиларов и около сотни лучников, которые использовали коней только для того, чтобы добраться до места сражения. Скакали хлынцой. Выехав из леса, они сбились поплотнее и поскакали быстрее. Разведка — отряд человек из двадцати — опережала основные силы всего метров на пятьдесят. Видимо, уже потеряли надежду, что догонят нас. Наверное, они проехали бы еще километра три-четыре и развернулись, побоялись глубоко вклиниваться на нашу территорию. Исчезновение нескольких отрядов кое-чему научило их. К счастью, не многому.

— Приготовились! — негромко крикнул я.

Мою

команду передали по цепочке по обоим склонам. Они казались мирными, словно приглашали остановиться здесь на пикник. Оба склона у дороги покрыты зеленой травой и цветами. Выше шли кусты, не такие густые, как маквисы в горах на юге, но и редкими не назовешь. Еще выше росли деревья, сперва поодиночке, а потом все гуще. Где- то между ними прячутся мои арбалетчики. Даже мой наметанный взгляд не увидел ни одного.

Не заметили и враги. Первыми, сбавив ход и немного растянувшись на узкой дороге, проскакали мимо меня разведчики. Это были гасконцы. Они подначивали своего сослуживца, у которого оборвалось стремя, что считается дурной приметой. Судьба иногда предупреждает нас, только мы не понимаем ее знаки. Если бы он остановился, чтобы приладить стремя, то спасся бы. Гасконец отшучивался, что и без обоих стремян обгонит любого. Сейчас у него будет возможность доказать это.

Я приказал щадить лошадей и уничтожать наездников. С животными будет меньше мороки, чем с людьми. Когда в засаду втянулось две трети вражеского отряда, наконец-то протрубил горн. Анри де Халле позвал пионеров на завтрак. Я уже заждался, подумал, не заснули ли они там с Хайнрицем Дермондом?! Привык, что сам решаю, когда начать. Теперь буду знать, как тяжело ждать моим бойцам.

Стрелял по лучникам, которые ехали в хвосте отряда. Они самые опасные для нас. Оказались и самыми трусливыми. Я успел свалить всего девятерых лучников, остальные успели выскочить из зоны поражения и без оглядки поскакать дальше. Они сюда приплыли безнаказанно убивать и грабить, а не погибать зазря. Я сразу переключился на хобиларов, которые последовали примеру лучников. С дистанции несколько десятков метров я бил в голову без промаха. Старался попасть в лицо, а если мне подставляли затылок, бил и в него. Шлемы на такой дистанции не спасали. Остановился, когда опустошил весь колчан. К тому времени по полям мимо сожженной деревни уматывало меньше сотни вражеских всадников, в основном лучники. Остальные лежали на дороге и в начале поля, по которому метались две раненые лошади. Еще одна лошадь билась на дороге, пытаясь встать. Болт попал ей сразу за левой передней лопаткой и перед седлом. Видимо, наездник придержал лошадь, когда болт уже летел с упреждением. Наездник лежал рядом — молодой мужчина с длинными русыми волосами, которые открыл слетевший шлем. Второй болт попал англичанину в горло спереди и почти весь вылез сзади. По древку к земле стекала кровь, которая в ярких лучах солнца приобрела цвет киновари.

— Спускаемся! — громко крикнул я.

Арбалетчики быстро сбежали по склонам к дороге, занялись самым приятным для солдата делом — сбором трофеев. Разбившись на пары, они добивали раненых и ловко вытряхивали убитых из доспехов, одежды и обуви. Двое прирезали раненую лошадь, сняли с нее седло и попону, а потом и шкуру, в которую сложили порубленное фальшионами мясо, оставив на дороге груду дымящихся кишок, крупные кости, голову, копыта.

— Отвезите мясо, пусть приготовят к нашему приходу, — приказал этим двум.

Лошадь — это килограмм триста мяса. Всему отряду, включая девиц и пленников, хватит на сегодняшний день и немного останется на завтра. Захватим и раненых лошадей. Если раны легкие, подождем, когда выздоровеет, и продадим, если тяжелые, прирежем на днях. Я уже так привык к конине, что с удивлением вспоминаю времена, когда считал ее экзотичным продуктом.

Девицы встречали нас, как героев. Им уже рассказали, что мы разгромили в пух и прах пятикратно — это не я придумал! — превосходящего противника. Пригнанные лошади, всего две сотни, говорили о другом, но девицы слушать подобную ерунду не желали. Их спасители обязаны быть супергероями.

Пока доваривалось мясо, я побрился, а потом сходил к речушке, протекающей рядом с нашим лагерем, и почистил зубы толченым мелом и еловыми веточками и помылся по пояс. Оруженосцы последовали моему примеру в части мытья. Чистить зубы — это пока выше их понимания. Я частенько повторяю, что грязным и вонючим может быть крестьянин, потому что он целый день работает, ковыряется то в земле, то в навозе, а чистота — отличительная черта благородного человека. То ли мне начали верить, то ли стараются понравиться, чтобы побыстрее стать рыцарями.

Затем мы сели за поздний завтрак или ранний обед. Для девиц и оруженосцев бойцы соорудили что-то типа стола из бревен. Каждому едоку выдали по ломтю хлеба, на котором лежал кусок горячего мясо, и налили вина в медную или оловянную кружку или бокал, у кого что было. Поскольку у девиц своей посуды не имелось, оруженосцы пили из одной на двоих с дамой, а остальным одолжили арбалетчики. Только я ел с поставленной на пенек, серебряной тарелки, орудуя ножом и вилкой, и пил из серебряного кубка. Мои бойцы уже привыкли к этому, а девицам было в диковинку. Они пялились на меня, как на жонглера. Их больше удивляло не то, что можно есть, не пачкая рук, а то, что я держал вилку в левой руке.

— Он умеет биться сразу двумя мечами, — проинформировал свою соседку Мишель де Велькур и предложил ей с ножа кусочек мяса.

Девушка взяла мясо двумя пальчиками. Пока она жевала, оруженосец держал наготове медную кружку с вином. Есть ему было некогда. Девушка млела от его внимания. Это она еще не видела, как лихо Мишель де Велькур насилует крестьянок во время грабежа деревень.

Когда мы добрались до замка Белльперш, там уже начался ремонт. Людовик, герцог Бурбонский, собирался в дорогу. В Париже его ждал венценосный зять, чтобы поздравить с захватом такого крепкого укрепления. Людовик Бурбонский встретил меня, освобожденных девиц и захваченных пленников во дворе замка. Герцогу уже доложили, что мы, хотя и не смогли освободить его мать, изрядно потрепали англичан и захватили большую добычу.

Каково же было мое удивление, когда одна из девиц, самая юная, лет тринадцати, которую я опознал по голосу, как «ночную собеседницу», подошла к герцогу и сказала:

— Здравствуй, отец!

— Здравствуй, Финнет! — сдержанно поприветствовал он.

Финнет — это уменьшительное от Серафина. Так иудеи называют шестикрылых ангелов. Я знал, что Людовик Бурбонский, несмотря на свои тридцать три года, был холостым. Видимо, это его внебрачная дочь, которая воспитывалась при дворе бабушки.

— По крайней мере, одну мою родственницы ты вызволил из плена! — шутливо произнес герцог Людовик.

— Там было темно. Схватил, какая под руку подвернулась, — пошутил я в ответ.

— Я так испугалась, когда он обхватил меня за талию! — восхищенно произнесла девушка.

— Потом расскажешь, — остановил ее отец.

Серафина мигом сникла и отступила в сторону.

— За девиц получишь тысячу золотых, — сообщил герцог. — Но и про тех трех негодяев не забывай.

— Не забуду, — заверил я.