Бриганты
Шрифт:
Отряд Мишеля де Велькура проезжаем мимо домов пригородной слободы. Это деревянные строения с соломенными и камышовыми крышами. Обычно горожане сжигают их при приближении врага, чтобы тому негде было жить во время осады. Видимо, наше появление стало для них неожиданностью. И то правильно. Большая армия, отягощенная обозом, не может передвигаться так быстро. Остановившись метрах в двухстах от рва, вне зоны досягаемости арбалетов, мой оруженосец и его бойцы начинают задирать бержеракцев. Мне плохо видно моих бойцов, закрывают дома. Зато могу наблюдать ответную реакцию. Живут здесь очень эмоциональные люди!
В перепалке проходит около часа. Солнце уже начинает клониться к горизонту, и я решаю, что повоевать сегодня не придется. Видимо, так же подумали и люди Мишеля де Велькура. потому что большая часть его отряда рассыпалась по домам в поисках добычи. Бержеракцы ждали, когда появятся главные силы французской армии. Поняв, что те сильно отстали от передового отряда, решили отреагировать на оскорбления. Я не заметил момент, когда начал опускаться мост через ров, но Мишель де Велькур оказался наблюдательнее. Только открылись городские ворота, как его отряд поехал по дороге в сторону леса. Неспешно, будто не боялся англичан.
Из города выехало около полусотни всадников. Из них только человек десять были латниками. Судя по флажкам на копьях, двое — рыцари. Остальные, видимо, оруженосцы или богатые горожане. Некоторые купцы, привыкшие отбивать нападения разбойников, имеют хорошую броню и умеют сражаться верхом. Они резво преследуют отряд Мишеля де Велькура, который трусливо отступает. Вроде бы примитивный прием, а во все века попадаются на него. Человек не умнее собаки, которая несется бездумно за убегающим механическим зайцем. Если убегают от тебя, значит, боятся, значит, ты — крутой малый. Это так заводит! А эмоции имеют свойство отключать мыслительный процесс.
Отряд Мишеля де Велькура, растянувшись по дороге, быстро скачет к лесу. Изредка оглядываются, проверяя, не слишком ли быстро скачут? В самый раз. До преследователей метров сто. Те тоже растянулись по дороге. Впереди скачут рыцари, и никто не осмеливается обогнать их. В таком порядке они и въезжают в лес.
У ближнего ко мне рыцаря щит красный сверху и зеленый снизу с черными прямоугольниками на обеих половинах. То ли это башни, то ли еще что-то. В правой руке длинное тяжелое копье, которое смотрит в мою сторону. Шлем-бацинет с округлым выпирающим забралом. Поверх кольчуги — бригандина. На ногах сабатоны из металлических пластин. Рыцарь скачет на крупном вороном коне, защищенном металлическими шанфроном и пейтралем. Шею и бока прикрывает кожаная броня, покрытая сверху красно-зеленой попоной, которая свисает до коленных суставов животного. Жеребец нервничает, словно чует беду. У второго рыцаря поверх бригандины надето бело-желтое сюрко. Те же цвета на щите и на попоне. Бацинет у него с забралом «песья морда», в данный момент поднятым. Лицо молодое и напряженное. Или мне так кажется, потому что нижняя часть прикрыта кольчужной бармицей. Сапоги на нем обычные кожаные, частично прикрытые кольчужными шоссами. Конь под рыцарем буланый, защищенный шанфроном с острым шипом на лбу, отчего напоминает единорога. Грудь и шея животного защищены кольчугой, нашитой на кожу.
На этот раз я расположился слева, потому что убивать рыцарей не собирался. Они нужны мне живыми, и не только потому, что стоят дороже коней. Я быстро выпускаю две стрелы: одну в вороного жеребца, другую — в буланого. Бью в незащищенное место между пейтралем и седлом. Впрочем, на дистанции тридцать метров броня не спасла бы. Вороной встает на дыбы, а потом валится на бок и бьет по земле копытами, а буланый начинает лягаться, словно отгоняет нападающих волков. Всадник только благодаря высокому седлу не упал на землю, но копье выронил. Я всаживаю в буланого жеребца вторую стрелу, которая заставляет его припасть на подогнувшиеся передние ноги, а потом свалиться на бок и замереть. В это время мои бойцы расстреливают из арбалетов всех остальных седоков. Каждому врагу достается по три-четыре болта, а некоторые «счастливчики» похожи на ежей. Никому не удалось вырваться из засады.
— Выходим! — приказываю я.
Первый рыцарь стоит возле вороного жеребца, который все еще скребет копытами землю. Щит и копье он уронил. Меч даже не пытается достать, понимая, что сопротивление бесполезно. Второй лежит, придавленный мертвым буланым конем.
— Сдавайтесь или умрете! — произношу я ритуальную фразу.
Первый рыцарь кивает головой и начинает снимать портупею с мечом в деревянных ножнах с позолоченным окончанием и верхним кольцом. Второму рыцарю мои арбалетчики помогают вытянуть правую ногу из-под коня. Какое-то время он растирает ногу, снимая боль, наверное, потом расстегивает широкий кожаный ремень с большой серебряной бляхой в виде львиной морды, на котором висят меч и кинжал в обтянутых темно-красным бархатом ножнах.
— Командир гарнизона? — спрашиваю я на английском языке первого рыцаря, мужчину в возрасте за сорок, с черными с сединой волосами, усами и бородой.
— Увы! — с наигранной веселостью отвечает он на гасконском диалекте. — Сэр Вильям Поннингс не счел достойным гоняться за маленьким отрядом французов.
— Иногда спесь оказывается во благо, — говорю я и представляюсь.
— Наслышан! — криво усмехнувшись, произносит рыцарь и представляется: — Эймери де Куртон.
— Бартоломью Баргерст-младший, — называется второй рыцарь на английском языке.
Англичанину лет двадцать шесть. Усы бреет, но короткая светло-русая бородка имеется. Такие бородки вскоре будут называть шкиперскими.
Я решаю использовать свою не очень хорошую репутацию, приказываю Жаку Оруженосцу:
— Доставай кандалы, — а потом обращаюсь к рыцарям: — Или вы согласны заплатить выкуп и не воевать против нас, пока не доставите его?
— Смотря какой выкуп, — произносит гасконец.
— По пятьсот флоринов за каждого, — озвучиваю я цену.
У англичан золотая монета называется флорином, потому что скопировали ее у флорентинцев. Пять сотен — это не много, но и не мало, средняя цена рыцаря-башелье или командира руты. Наверняка эти рыцари стоят дороже, но мне надо, чтобы они вернулись в город.
— Я готов заплатить, — соглашается гасконский рыцарь и смотрит на английского.
Бартоломью Баргерст-младший кривится, но тоже соглашается. Примерять кандалы ему неохота.
— Привезете деньги в Шательро. Если меня там не будет, отдадите коменданту Карне де Бретону, — говорю я после того, как они клянутся заплатить выкуп и не воевать против французской армии, пока не сделают это. Затем приказываю Мишелю де Велькуру: — Пусть приведут двух лошадей, на которых довезете рыцарей до городских ворот. Проводишь их — и сразу назад, нам пора возвращаться.
— Далеко армия Бертрана дю Геклена? — как бы между прочим интересуется Эймери де Куртон.
— Какая армия?! — удивленно, словно включив дурака, произношу я. — Бертран дю Геклен далеко отсюда, направляется в Париж.
Гасконец улыбается, решив, что его пытаются одурачить. Мол, не надо нас, маленьких, дурить! Мы-то знаем, где на самом деле коннетабль Франции!
Когда Эймери де Куртон садится на приведенного ему коня, я, точно боясь потерять деньги, пробалтываюсь, предупреждая: