Британская империя
Шрифт:
Во время недельной стоянки Кук взобрался на гору и обнаружил, что этот остров, который он назвал Новая Каледония, имеет форму спины кита. В ширину он был не более тридцати пяти миль, но когда они снова пустились в плавание, то были удивлены его протяженностью с юга на север – примерно двести пятьдесят миль. Если не считать Новой Зеландии, это был самый большой остров в Океании.
10 октября они открыли маленький необитаемый, но плодородный остров, который Кук назвал Норфолк. 18 октября «Резолюшн» вновь бросил якорь в заливе Королевы Шарлотты. Осмотрев окрестности, Кук понял, что «Адвенчер» побывал здесь после него, но о судьбе постигшей отправившихся за продовольствием матросов он ничего не знал. Впрочем, капитан заметил перемену в поведении маори, которые держались более холодно и настороженно, чем когда-либо. Однако никаких попыток напасть они не делали, и Кук узнал причину их настороженности, лишь когда прибыл в Англию.
Из
В 11 часов мы прошли мимо мыса, выдававшегося далеко в море. Капитан Кук назвал его мыс Глостер. После полудня мы проплыли около острова, на котором, согласно описанию Фрезье, находится мыс Нуар. Гравюра в его книге, изображающая этот мыс, совершенно соответствует истине. На северо-востоке в глубь суши, видимо, уходит длинный морской рукав; это, несомненно, так называемый пролив Санта-Барбара. Уже на самых старых испанских картах можно найти эту часть Огненной Земли, разделенную в соответствии с действительностью проливами на множество островов; все они были открыты и наименованы старыми испанскими мореплавателями. Одна из лучших таких карт приложена к испанскому переводу описания кругосветного плавания Байрона, сделанному д-ром Казимиром Гомесом Ортега. По этой карте мы установили, что земля от того места, где мы ее впервые увидели, до мыса Нуар состоит из множества островов, и мы, вероятно, увидели бы их гораздо больше, если бы не туман».
Островок, который Кук выбрал для стоянки, был столь же мрачен и бесплоден с виду, как и прочие, но при ближайшем рассмотрении Форстер и другие натуралисты нашли его весьма интересным: «Остров представлял собой как будто одну скалу, сложенную из грубого гранита, полевого шпата, кварца и черной слюды. В большинстве мест она была совершенно голая, лишена почвы и какой-либо растительности. Лишь кое-где дожди и тающий снег наносят иногда песок; на таких местах появляется лужайка из маленьких, напоминающих мох растений толщиной около дюйма. Они легко выскальзывают из-под ног, потому что не могут крепко держаться на скалах. Чем больше такие места защищены от разрушительных ветров, тем чаще среди этого мха появляются другие виды растительности, и так накапливается достаточно почвы, на которой постепенно разрастается небольшая рощица. К числу здешних растений принадлежит и порода дерева, чья кора оказалась превосходной пряностью, ее впервые завез в Европу капитан Уинтер, и в честь него она получила название коры Уинтера. Ее нередко путают с Canella alba, но ту привозят с Ямайки и получают совсем из другого растения. Дерево, с которого берут кору Уинтера, на берегах Магелланова пролива, а также на восточном побережье Огненной Земли, достигает иногда довольно значительной высоты; однако на том необжитом побережье, где мы сейчас находились, оно бывает высотой не выше 10 футов, да так и остается обычно кривым, невзрачным кустарником.
Как ни бесплодны казались эти скалы, почти каждое здешнее растение было для нас новым; некоторые из них даже украшали красивые, благоуханные цветы. На камнях, лежавших в самой воде, росло невероятно много морской травы, листья которой покрывали поверхность воды, а стаи устрицеловок, бакланов и гусей оживляли безлюдный берег».
По мере того как путешественники исследовали Огненную Землю подробнее, общее унылое впечатление не то чтобы исчезло, но как-то сгладилось, и Форстер начал находить в этом суровом уголке Земли даже некоторую прелесть. Например, такой эпизод: «Довольно долго пройдя на веслах, мы наконец нашли на редкость красивую гавань. Она имела форму круглого бассейна, с гладкой, как зеркало, и совершенно прозрачной водой. По берегу до самого моря стояли деревья,
Среди деревьев пробивался различных видов мох, папоротник, разные вьющиеся растения, так что здесь непросто было пройти; к радости ботаника, в этом лесу были и цветы. Словом, тут можно было найти, во всяком случае, подобие лета. Но стоило обратить взор к горам на заднем плане – и со всех сторон высились только стены скал, покрытых снегом и льдом, который в зависимости от возраста был то голубой, то желтый, как на альпийских глетчерах, где бывают так же смешаны и как бы переплетены времена года. Правда, здешние горы были не так высоки, но сходны видом остроконечных вершин, промежутки между которыми заполнял снег».
Прошло довольно много времени, прежде чем англичане познакомились с местными жителями. Они показались морякам самыми жалкими, бедными и некрасивыми созданиями из когда-либо виденных. При этом огнеземельцы представлялись совершенно безобидными, отдавали европейцам свои копья, тюленьи шкуры и тому подобное не только добровольно, но и бесплатно. Их каноэ были сделаны из древесной коры. В этих ветхих суденышках лежало несколько камней и куча земли; на ней дикари постоянно поддерживали огонь, чтобы согреться. Интересно, что при этом огнеземельцы не преуспели в изобретении разного рода теплой одежды. Как рассказал Форстер, «вся их жалкая одежда состоит из старой небольшой тюленьей шкуры, укрепляющейся при помощи шнура вокруг шеи. В остальном они совершенно нагие и не обращают ни малейшего внимания на то, что не допускает наша благопристойность и скромность». Моряков поразила немногословность огнеземельцев. Если другие обитатели Южного моря обычно приближались к кораблям европейцев с громкими радостными возгласами, то у этих все совершалось в глубочайшем молчании. У самого корабля они произнесли только единственное слово: «Пессерэ!» В разговоре между собой они тоже постоянно произносили именно это слово, и, по утверждению Форстера, оно звучало удивительно печально и жалобно. Казалось, ничто на корабле не возбуждало у них ни желания, ни хотя бы любопытства и они не выказывали ни малейшего стремления обучить европейцев своему языку.
На Огненной Земле команда охотилась на диких гусей и немного отъелась свежим мясом. В конце декабря «Резолюшн» снова вышел в море, обогнул мыс Горн и 31 декабря достиг островов, которые по такому случаю назвали Новогодними. Несмотря на праздничное название, это было не слишком радостное место.
Пребывание на Огненной Земле и Новогодних островах лишь частично восстановило силы команды. Тем не менее, Кук принял решение не идти сразу в цивилизованный Кейптаун, а напоследок прочесать еще и Южную Атлантику. Правда на этот раз он делал это не столь упорно, как в Тихом и Индийском океанах. Усталость давала о себе знать, и «Резолюшн» не пошел дальше шестидесятой параллели.
Экспедиция обнаружила в Южной Атлантике несколько небольших островов, причем каждое новое открытие встречалось чуть ли не с досадой, потому что означало задержку. Правду сказать, эти холодные скалы, единственными обитателями которых были тюлени и пингвины, едва ли могли вдохновить моряков, измотанных более чем двухлетним плаванием. Но торжественно объявить вновь открытые земли владениями британской короны, конечно же, не забыли.
Наконец Кук решил, что ничего интересного он в Южной Атлантике больше не найдет и направил свое судно к мысу Доброй Надежды, чем несказанно обрадовал всех находящихся на борту. 22 марта 1775 года они благополучно бросили якорь в Столовой бухте. Стоявшие на рейде капитаны узнавали «Резолюшн» по исключительно изношенным снастям и посылали первопроходцам разные лакомства, которых они были лишены за годы плавания. В Кейптауне Кук впервые получил достоверные сведения о судьбе «Адвенчера» и его команды. Отправляясь отсюда в Англию, Фюрно оставил письмо для начальника экспедиции.
Путешественники оставались в этой гостеприимной гавани больше месяца и вышли в море лишь в конце апреля. Команда отдохнула и поправила здоровье, а корабль отремонтировали и покрасили. 27 апреля «Резолюшн» вновь вышел в море под гром приветственных пушечных залпов. Ему салютовали не только соотечественники, но и голландские и испанские моряки. После всего, что совершил Кук за последние без малого три года, плавание от мыса Доброй Надежды с заходом на остров Святой Елены и Азорские острова не представляется чем-то столь уж выдающимся. 30 июля 1775 года экспедиция вернулась в Англию. За все время путешествия Кук потерял лишь одного члена команды своего корабля. Его избрали в члены Королевского общества и наградили золотой медалью Копли за статью, посвященную вопросам здравоохранения в море. Король удостоил капитана личной аудиенции.