Бродячий труп
Шрифт:
Домано застыл, но остальные головорезы пришли в движение. Один из них обернулся и завопил в хриплой агонии человека, который видит, как у него откусывают самые ценные для него куски тела. Другой быстро взглянул через плечо, захныкал:
— Мамочки... — но не закончил и побежал, как сумасшедший. Он увидел двух львов, медведя и зебру по имени Этель, о которых я им говорил, а впридачу и маленького черно-белого скунса. И поскольку этот тип не смотрел, куда бежал, а кругом была масса деревьев, он тут же врезался в дерево и, очевидно, потерял от удара
Много чего там еще происходило, но, по правде говоря, я не стал наблюдать за происходящим. Я сам несся во всю прыть. Когда небо дарит тебе такую удачу, ты просто произносишь короткую благодарственную молитву и не просишь большего. Тебе уже не нужно, чтобы небеса разверзлись и молния поразила твоих врагов. Нет, ты благодаришь за то, что свершилось.
Я пробежал немного по склону и спрятался за выступом скалы. Но я вполне мог не делать этого или мог просто забраться на дерево или бежать по кругу — результат был бы тот же. Из-за скалы я видел, как улепетывали бандиты.
Один, два... три. Ага, четыре.
Они добежали до разбитого «империала», завели его и со скрежетом удалились по дороге к тому дому, что находился на другом конце проселка.
Седовласого типа, которому я прострелил живот, они бросили. Я протрусил обратно до деревьев, где видел его в последний раз стонущим на земле.
Эх-ма! Ну и вонища! Может, и по этой причине четверо подонков убрались отсюда так споро. По крайней мере один скунс — хотя мне казалось, что не меньше дюжины — выпустил все, что имел. Я не винил его в том, что он избавился от столь противного содержимого.
Но кроме вони в леске не было ничего и никого: ни раненого ублюдка, ни зверушек. Я не стал терять времени на поиски седовласого типа. Столь поспешно смотавшиеся гангстеры могли прийти в себя и кинуться в погоню за мной.
Я сбежал по склону холма к своему «кадиллаку», открыл багажник, достал запаску и инструменты, домкрат. Сменив колесо, я завел «кадиллак», развернул его и поехал в сторону города. Но на уровне вывески «Звероферма Эбена» я увидел Хоумера, идущего от дома к воротам.
Я остановился, проскользнул по сиденью вправо и опустил стекло.
Его звери спасли меня, и я мог, по крайней мере, указать ему, где они были только что.
Он подошел к машине и сказал:
— Неподходящее, похоже, место для зверофермы.
— Не отчаивайтесь, — подбодрил его я и рассказал, где видел его четвероногих.
Он кивнул:
— Далеко они не разбегутся. Они совсем ручные, привыкли находиться вместе, поближе к дому.
— Ручные? Не рассказывайте об этом никому, не советую.
Мы обменялись еще несколькими словами, и я начал было скользить по сиденью влево, к рулю, но остановился. Я унюхал кое—что. Я вылез из машины и потянул носом. Хоть запах был и слабым, он явно исходил от скунса. Даже одной молекулы было бы достаточно, чтобы отличить его от любого другого. Меня заинтересовал не только он, но и откуда дул ветер.
Скорее он дул в обратном от леса направлении: или один из черно-белых любимцев Хоумера был уже дома, или это был седовласый.
Я все еще опасался, что Ники Домано и его подручные вернутся в любой момент. Поэтому попробовал свой радиотелефон, даже нанес по нему несколько ударов ногой. Но ничего не получилось.
Эбен пошел к своему дому. Я позвал его:
— Можно воспользоваться вашим телефоном?
Он оглянулся через плечо:
— Пока его у меня нет. Поставят на следующей неделе. Он зашел в дом.
Следующая неделя меня не устраивала.
Мне очень не хотелось оставаться здесь. Но несмотря на напряжение, ощущаемое мною в позвоночнике, я вылез из машины и отправился на поиски типа с моей пулей в брюхе. И нашел его только по запаху.
У старой развалюхи было крыльцо, и раненый головорез спрятался под ним. Я с трудом вытащил его наружу. Он стонал, прижимая руки к животу, и кровь струилась между его пальцами. Выглядел он неважно, а запах от него шел и того хуже.
Я обыскал его карманы. Оружия не оказалось. В бумажнике было несколько банкнот и удостоверение личности. Артур Силк, сорока девяти лет, пяти футов семи дюймов, ста тридцати фунтов. Поскольку он лежал на спине, я проверил его рану. Она не казалась смертельной. Он потерял немного крови, но кровотечение почти остановилось. Одним словом, должен выжить.
Но я ему этого не сказал.
Он застонал, закатил глаза и произнес:
— Я убит, я умираю.
Сидя рядом с ним на корточках, я покачал головой и сказал траурным голосом:
— Всех нас когда-то ждет это.
— Найди мне врача.
— Найду. Но сначала ответь на несколько вопросов.
Он принялся материться, заверяя, что ничего не знает.
— О’кей, — сказал я, — ползи обратно под крыльцо. — Я встал и направился к машине.
Он дал мне сделать три шага:
— Подожди. Вернись.
Я вернулся и наклонился над ним:
— Колись до конца.
— Да-да, только позови мне врача. Какой же ты сукин... — Он застонал. — Помираю, кончаюсь. Я вижу большой яркий свет...
— Это солнце, идиот. Теперь слушай и не трать времени на ответы. Я не намерен ошиваться здесь и ждать когда нагрянет твой босс Домано с корешами.
— Они не приедут, — он остановился и пробежал языком по губам. Похоже, он все же не желал выкладывать все, что знал.
Я опять поднялся на ноги.
— Они не вернутся, — быстро повторил он. — Который час?
Я заморгал — вопрос был странный. Все же я сверился с часами и сказал:
— Четверть третьего.
— He-а, не бойся. Все ребята будут сидеть у телевизора, начиная с двух тридцати, — он снова застонал. — Я должен был быть вместе со всеми, черт. Поэтому мы и возвратились домой.
— Вся шайка в доме, что примерно в полумиле отсюда по проселку?
— Ага.
— Сколько всего?
— Шестнадцать... Ан нет. Теперь четырнадцать, раз Джея и меня не будет там. Вызови мне доктора.