Бродяга и фея (сборник)
Шрифт:
Их после видели в порту: Айк, младший сын, а с ними трое подозрительных. Сначала они сидели в трактире, потом их вербовали на корабль, они подписали контракт, поднялись на борт…
А ночью команда взбунтовалась, капитан был убит, и они ушли в открытое море. Ветер благоприятствовал им, шторм обходил их стороной, и уже на тридцать четвертый день они были у цели. Младший сын первым увидел ее. Он крикнул:
– Туман!
Ведь, как теперь всем известно, море в тех широтах теплое и спокойное, там не бывает ветра, и оттого испарения, поднимающиеся от воды, повисают густым, неподвижным туманом. И чем дальше к заветным местам, тем тот туман гуще. Там паруса бесполезны, там ходят
Там не плещутся волны, там ветер не поет в снастях, там не услышишь чаек. Там тихо. Так тихо, что даже не слышно, как весла опускаются в воду – туман поглощает все звуки. И даже люди, попавшие туда, стараются молчать. Скорее всего, им там просто страшно, но люди на то и люди, чтоб всякому своему страху найти достойное оправдание. Оттого, наверное, и бытует такое поверье, будто туман там весьма ядовит; два-три его добрых глотка полной грудью – и человек может стать одержимым. Вот почему все молчат в тех местах. И, тем не менее, на каждом корабле, добравшемся до тех заветных широт, всегда бывает один обреченный, который должен играть на свирели – мареады очень любят пение свирели, они выплывают послушать ее. И вот тогда…
Немало на нашем свете есть диковинных чудес и драгоценностей. Многомудрый меняла быстро и точно оценит, во сколько монет станет вам резной черепаховый гребень и сколько каратов сокрыто в неограненном бриллианте. Он же, меняла, ничуть не смутясь, назовет, чего стоит любой эликсир и скажет, какой меры достойны трижды священные мощи. Всё знает меняла, ничем его не удивить. Но если же вы развяжете кошель и высыплете на липкий захватанный прилавок пригоршню – нет! – если вы только просто покажете ему хотя бы одну маленькую прозрачную пластинку, через которую можно смотреть на солнце и не щуриться, смотреть на государя и не робеть, смотреть на друзей и знать им истинную цену, смотреть на возлюбленную…
Однако видеть все это дано далеко не каждому. Но это не важно, важно другое – всего лишь за одну такую пластинку всякий, даже самый скаредный меняла отсыплет вам полную пригоршню самого полновесного золота.
Имейте такие пластинки, и вы будете богаты.
Пластинки же эти никакие не пластинки, а просто чешуя очень редкой и пугливой рыбы, которая зовется мареадой.
Мареады водятся лишь там, где море всегда покрыто туманом. Пугливые по своей природе, они избегают как солнечного, так и лунного света. Головою, руками и грудью мареады суть женщины, а далее тело у них, как и у всякой рыбы, покрыто чешуей и заканчивается хвостом и плавниками. Жизнь свою мареады проводят под водой, и только ранним утром и поздним вечером они поднимаются к поверхности моря, возлежат на мягких и душистых водорослях и расчесывают свои длинные пышные волосы, но при первой же опасности, при первом всплеске далекого весла мареады поспешно ныряют под воду…
И только пение свирели может их успокоить и заставить не только не прятаться, а даже наоборот – заслышав свирель, мареады, забыв всякую осторожность, плывут навстречу охотникам.
И тогда – не зевай! Свирель продолжает играть, гребцы, чтоб не мешать, склоняются к уключинам, гарпунщики бросают гарпуны.
Вот здесь-то и сокрыта главная хитрость. Гарпунщик должен поразить мареаду так, чтобы она осталась жива. Сраженную мареаду втаскивают в шлюпку, и, пока гарпунщики высматривают новую жертву, гребцы достают ножи и начинают поспешно шкерить чешую. Чешуя, снятая с живой мареады, ценится, как я уже говорил, весьма высоко, чешуя же с мареады погибшей быстро тускнеет и становится никому не нужной.
В продолжении всей охоты никто не произносит ни единого слова, а рулевой не переставая играет на свирели. Ведь стоит ему только замолчать, как мареада тотчас же опомнится и призовет на помощь, возле шлюпки вынырнет грюнель…
А бывает и так, что крик о помощи оказывается громче сладкоголосой свирели, и тогда опять же появляется грюнель…
Шлюпка перевернется, водоросли опутают охотников, и все они пойдут ко дну. Тогда с корабля спустят еще одну шлюпку. Вторая шлюпка, как и первая, уйдет далеко, она, возможно, тоже погибнет, но зато корабль останется цел. Ну а потом, когда не вернется последняя шлюпка, пустой корабль, возможно, когда-нибудь и выйдет из тумана. И если вы вдруг встретите в море корабль без экипажа, то знайте: он шел за мареадами.
Два дня и две ночи корабль Айка блуждал в непроглядном тумане. На третий день они бросили плавучий якорь, и Айк приказал спустить первую шлюпку. Гребцы взялись за весла, гарпунщики перехватили гарпуны поудобнее, а младший сын сел на корму, к рулю, и стал играть на свирели.
Весла неслышно опускались в воду, водоросли неохотно расступались перед шлюпкой, звучала свирель – и вскоре их корабль скрылся в тумане. Восемь гребцов, три гарпунщика и один младший сын внимательно смотрели по сторонам – туман, туман, туман. Но вот…
Младший сын увидел мареаду. Диковинная рыба, неспешно разгребая руками воду, плыла к шлюпке. Глаза у нее были широко раскрыты, губы что-то неслышно шептали – быть может, рыба пыталась повторить и запомнить мелодию? Младший сын, не поверив увиденному, чуть было не перестал играть, однако стоявший рядом с ним гарпунщик вовремя ткнул его в плечо, и свирель зазвучала еще громче и призывнее.
А мареада тем временем остановилась и возлегла на водорослях в каких-нибудь двадцати шагах от шлюпки. Да, именно, в шагах, потому что море в тех местах было сплошь покрыто водорослями, и казалось, что по ним можно ходить.
Младший сын всегда представлял, что у мареад должны быть зеленые, как у русалок, волосы, однако нет – мареада оказалась белокурой. Издалека да еще в тумане младший сын не рассмотрел, хороша ли она собой… а потом, когда мареаду поразили гарпуном под грудь, втащили в шлюпку и принялись торопливо шкерить ножами, он в страхе отвернулся и заиграл еще громче, чтобы не слышать стонов умирающей рыбы.
На звук свирели рядом со шлюпкой всплыла еще одна мареада, потом еще и еще одна. Гарпунщики били без промаха, чешуя прозрачной радугой разлеталась по дну шлюпки, а обнаженных, бездыханных мареад осторожно, без всплеска, сталкивали за борт.
Добыв и ошкерив двенадцать рыб, шлюпка развернулась и крадучись, чтоб не накликать грюнелей, вернулась к кораблю.
Айк Рваное Ухо был очень доволен: двенадцать рыб за первый день, неслыханное дело! Чешую снесли на камбуз, где ее немедленно просушили над черным огнем – черный огонь придает чешуе прозрачность и ценность, – и убрали в сундуки, а уж только затем, на радостях, вышибли дно у дюжины бочонков шипучего с перцем. Стояла ночь, все было как в черном тумане, и потому застолье прошло в непривычном молчании – все ведь прекрасно помнили, что, в отличие от шипучего с перцем, два-три глотка тамошнего тумана могут сделать человека одержимым навсегда. И все молчали, один лишь младший сын, – а он, сидевший в стороне, не пригубил шипучего, – нарушал тишину. Он играл на свирели. Играл он долго, тихо и очень грустно.