Бродяга
Шрифт:
Итак, он считал, что ему не о чем особо жалеть. В его жизни определенно бывали моменты настоящего счастья. Когда он отправлялся в новый рейс, с новым грузом, в место, в котором еще ни разу не был, он включал громко радио и подпевал. Это был его ближайший друг, как он полагал. Мальчишкой он мечтал стать певцом, и хотя эта мечта не сбылась, он считал себя талантливым. В такие моменты, глядя вперед на дорогу, он чувствовал огромное возбуждение в предвкушении грядущих событий. Бывало, он неделями ехал по горным хребтам Америки мимо лесов, больших рек и озер.
Если на него и накатывало одиночество, то лишь в те минуты, когда нескончаемо долгая поездка становилась утомительной. Территория Соединенных Штатов в основном равнинная, и одна местность была похожа на многие другие, и
Грустно ему становилось, когда поездка подходила к концу и он подъезжал к своему маленькому дому в округе Салливан на севере штата Нью-Йорк. Это была красивая местность, но Тэтчер большую часть времени проводил сидя дома. Он так и не поменял мрачную старомодную мебель и портьеры, которые и его родители не меняли многие годы перед своей смертью. Тэтчер лежал на кровати и смотрел телевизор, пил пиво и доставал из холодильника и разогревал замороженные обеды из супермаркета. Он смотрел на стены и каждый раз говорил себе, что надо купить по дороге новые картины, но так этого и не делал. Он говорил себе, что надо отремонтировать протекающий кран или купить новые яркие портьеры, но все это откладывалось на потом и никогда не выполнялось. Снова отправляясь в путь, он чувствовал огромное облегчение, и в дороге гул двигателя его фургона и быстро мелькающие за окном пейзажи ознаменовывали новый день, сглаживая пробивающееся в его жизнь одиночество.
Тэтчер был привлекательным мужчиной тридцати восьми лет. Дорожная еда сделала его круглощеким, но крупное телосложение неплохо скрывало его живот. Он завязывал свои светло-каштановые волосы в конский хвост, а козлиная бородка придавала особое очарование дружелюбному лицу с проницательными голубыми глазами. Несколько раз во время своих первых поездок он встречал женщин, в которых сильно влюблялся. Но потом понял, что практически невозможно поддерживать полноценные отношения с кем-то, если путешествуешь так много. Его юношеская любовь (девушку звали Айви) длилась около восьми месяцев, но фактически он провел рядом с ней всего лишь шестнадцать дней, и хотя она тоже была безумно влюблена в Тэтчера, вскоре предпочла уйти к другому молодому человеку, который жил и работал в ее родном городе в Висконсине.
С другими объектами любви у Тэтчера сложились длительные отношения. В его маленькой телефонной книге было десять или пятнадцать номеров женщин, которым он мог позвонить, когда был в их городе. Они вместе ужинали цыпленком, ребрышками или другими блюдами местной кухни, а затем занимались сексом в доме этой женщины или в мотеле, но чаще в кабине фургона Тэтчера. Непонятно почему, но женщинам нравился секс там наверху. Это их возбуждало. Тэтчеру это тоже нравилось. Когда он иногда спал в их домах, ему всегда было трудно вставать с теплой постели в теплом доме поздно ночью, особенно если на улице было холодно.
Тэтчер говорил, что когда-нибудь осядет, но шли годы, и он понимал, что это маловероятно. Он будет работать до шестидесяти пяти лет, а ничего другого, кроме как водить фургон, он не умел, а значит, ни одна женщина не выйдет за него замуж, ведь большую часть жизни он будет проводить за рулем вдали от дома. Поэтому он довольствовался четырьмя-пятью ночными связями в месяц в его кабине и одной ночевкой у кого-то в постели.
Нельсон проснулся под песни Тэтчера в то летнее утро, когда его быстро увозили далеко от Олбани и Кэти. Ликуя от запаха травы, врывающегося с улицы в кабину, он обнюхал маленькую зону для сна, где провел предыдущую ночь. Сам диванчик пах старой потертой кожей, а одеяла не стирались уже давно. Повсюду был запах Тэтчера. А еще из коробки кубинских сигар, лежавшей под диваном, доносился аромат свежих сигарет и слышался легкий запах окурков, которым прожгли одеяло и кожаную обивку.
Пес понюхал остатки вчерашнего гамбургера, шоколадное печенье, чипсы «Прингле» и сухие завтраки из орехов и сухофруктов.
Прямо перед ним Тэтчер барабанил по рулю и подпевал кантри-исполнителям по радио. Нельсон улавливал в воздухе приятный запах радости. Он запрыгнул на переднее сиденье возле Тэтчера. Мужчина задорно взглянул на маленькую собачку и погладил его одной рукой, не отпуская руля. Нельсон лизнул ему пальцы и завилял хвостиком, заглянув в глаза Тэтчеру.
Пейзажи за кабиной фургона быстро сменялись. Тэтчер ехал быстро, и запахи новых деревьев и растений щекотали ноздри Нельсона. После зловонного смога и мусора, к которым он уже привык за последний месяц, Нельсон чувствовал, будто все его внутренности вычистили и освежили. Страх прошлых ночей улетучился, и молодой пес снова ожил.
Через пару часов они остановились на заправке для грузовых автомобилей. Тэтчер взял Нельсона на руки — на этот раз пес пошел к нему легко, — захватил с собой мыло и полотенце, и вскоре Нельсон оказался под открытым душем. Тэтчер тщательно тер песика, и хотя это было немного грубее, чем ванные процедуры у Кэти, Нельсону понравилось. Покончив с собачьими процедурами, Тэтчер тоже принял душ, а пес ожидал у его ног. Сначала Тэтчер вытерся полотенцем сам, а затем почти досуха вытер Нельсона. Кэти сушила его феном, а не простым полотенцем, но ощущение свежести сейчас было для него важнее. Он встряхнулся на свой особый манер и завилял смеющемуся Тэтчеру своим большим пушистым хвостом.
Тэтчер не покупал Нельсону ошейник. Он водил его за собой либо разрешал Нельсону идти впереди себя. Он внимательно следил за собакой и призывал его свистом, если пес останавливался дальше, чем в нескольких метрах от него. Мужчина обнаружил в собаке то же неискоренимое любопытство, которое отличало и его самого. Он знал, что любопытство приводило к удивительнейшим вещам в жизни, но могло увлечь и в ловушку.
После душа Тэтчер пошел за обедом. В правилах почти всех закусочных, которые он посещал, было указано, что вход с животными запрещен. Но его любили в заведениях, где он обедал, даже если официантка, которая знала его имя, видела его лишь раз или два в году. Его сияющие голубые глаза трудно было забыть, и поэтому ему позволяли заводить собаку внутрь. Нельсон тихонько сидел на диванчике рядом с Тэтчером, пока тот внимательно изучал меню. Он тайком кормил Нельсона кусочками бифштекса или жаркого и даже яблочным пирогом с кремом на десерт, который Нельсон с жадностью проглатывал. Пока Нельсон был с Тэтчером, он привык к человеческой еде и потом никогда серьезно не воспринимал собачий корм за равноценную альтернативу. Его пищеварительный тракт приспособился переваривать объедки со стола людей, и когда пес повзрослел, он всячески избегал собачьего корма. Для него стало нормой съедать по маленькой порции каждого блюда, которое ел Тэтчер.
Иногда во время путешествия по Соединенным Штатам Тэтчер снимал на ночь комнату в небольшом мотеле. Нельсон постепенно привык к запаху этих мест — всегда одинаковому вне зависимости от посещаемого города или штата. Это был застоявшийся запах сигаретного дыма и выстиранных в большом количестве отбеливающего средства полотенец и простыней. Частенько в старых мотелях ковры воняли сыростью. Порой по ночам, пока Тэтчер спал, там раздавались странные звуки, и Нельсон сам решал охранять Тэтчера, он рычал и лаял, если кто-нибудь из других постояльцев мог каким-то образом угрожать ему. Тэтчер обычно спал очень крепко и громко храпел, поэтому он нечасто просыпался, когда Нельсон лаял на шум незнакомцев, занимающихся сексом в соседнем номере, или на бурное поведение соседей, перебравших алкоголя. По утрам, чтобы разбудить Тэтчера, Нельсон облизывал ему лицо, и мужчина, неуклюже ступая босыми ногами по полу, в одних боксерских трусах выпускал собаку пописать. Это была награда Нельсону за хорошую работу.