Броненосец
Шрифт:
— Силвертаун? Деревня Альбион? Что это за место? Название как из детской книжки.
— Жилой массив около Альберт-Дока, неподалеку от городского аэропорта.
— Одна из новостроек? Маленькие такие коробки?
— Ну… да, вроде того.
— Зачем же тебе понадобилось покупать картонный домишко у черта на куличках, если у тебя уже есть отличная квартира в Пимлико?
Он вздохнул. Внезапно он почувствовал потребность рассказать ей все, — тем более что теперь она протянула руку и взяла у него ключи.
— Трудно сразу
— Ты это описываешь скорее как укрытие, убежище какое-то. От кого тебе прятаться, Лоример Блэк?
— Меня зовут не Лоример Блэк. Нет, конечно, это мое имя, но я сам его придумал — а родился я не Лоримером Блэком. — Он понял, что сейчас все ей расскажет. — Мое настоящее имя — Миломре Блок. Я родился здесь, но на самом деле я — транснистриец. Я из семьи транснистрийских цыган.
— А я — с планеты Зог из далекой-далекой галактики, — не растерялась Флавия.
— Это правда.
— Да пошел ты!
— Это правда!
Несколько покупателей стали недоуменно оглядываться. Появился служащий магазина — долговязый пакистанец с пластиковой биркой, где значилось его имя, — и с любопытством оглядел их.
— Это все тут для продажи — вы знаете?
— Да мы еще не решили, благодарю вас, — сказала Флавия с обезоруживающей улыбкой. — Миломре? — старательно повторила она.
— Да.
— Транснистрия?
— Транснистрия. Есть такой край — вернее, был. На западном побережье Черного моря. Родные зовут меня Майло.
— Майло… Это мне больше нравится. Как здорово. А почему ты мне все это рассказываешь, Майло?
— Сам не знаю. Я всегда хранил это в тайне. Никогда никому не говорил. Наверное, почувствовал, что ты должна об этом знать.
— Думаешь этим меня завоевать? Не надейся.
— Пожалуйста, сними очки на секунду.
— Нет. — Она снова потянулась за баллончиком со спреем, и Лоример попятился.
Флавия купила спагетти, бутылочку с соусом и бутылку вальполичеллы. Она вышла на улицу, и Лоример зашагал рядом с ней. На мостовую шлепались первые тяжелые капли дождя.
— Надеюсь, ты не собираешься готовить ему ужин? — язвительно спросил Лоример. — После того, что он с тобой сделал? Как это было бы трогательно.
— Да нет, он уходит куда-то, слава богу. А ко мне в гости должен кое-кто зайти.
— Мужчина или женщина?
— Не твое дело. Мужчина… Он голубой.
— А можно, я тоже зайду?
— Ты что, спятил? А если Гилберт вернется? «Ах, Гилберт, тут Лоример заскочил к нам поужинать». Псих ненормальный.
Они дошли до его машины, которая выглядела теперь так, будто страдала от страшной сыпи, — сплошь в темных точках дождевых капель на грязноватом светло-рыжем фоне ржавчины. Казалось, во влажном воздухе от «тойоты»
— Господи, ты только посмотри на свою машину! — воскликнула Флавия. — Она совсем разболелась.
— Буквально за ночь проржавела. Кто-то поджег ее, и вся краска облезла.
— Бедняга. А зачем это кому-то понадобилось?
— Это связано с моей работой, с одним из заданий… — Он умолк, как будто ему в голову пришла новая мысль. — Меня обвинили в чужих бедах.
— Когда ты оценивал убытки?
— Да, когда я оценивал убытки.
— Я не уверена, что ты создан для такой жизни, для такой работы, Лоример. Очень опасно.
— Да, действительно очень опасно, — согласился он, внезапно почувствовав страшную усталость. — Давай встретимся на следующей неделе, Флавия?
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Ты же знаешь — ты должна это понимать, — что я страстно в тебя влюбился. Можешь сколько угодно говорить «нет», я никогда не приму такого ответа.
— Это уж твои проблемы. — Она пожала плечами, отступила на несколько шагов назад. — Спокойной ночи, Майло-незнакомец.
— Приезжай в мой дом! — крикнул он ей вдогонку. — В любое время, там все готово. Дом номер три, Деревня Альбион.
Она перебежала через улицу, которая вела к ее дому. И взбежала вверх по лестнице. Лоример чуть не расплакался: произошло нечто крайне важное — сегодня он рассказал другому человеку, рассказал ейо существовании Миломре Блока. И она взяла у него ключи.
Лоример отправился спать в институт — в надежде на прозрачные сладострастные сновидения про Флавию. Он надеялся, что во сне она явится ему обнаженной и он сможет заключить ее в объятия. Но вместо этого ему приснился отец — прикованный к постели, больной. Они держались за руки, переплетя пальцы, — точно так же, как это было в последний раз, когда они виделись; только сейчас Богдан Блок приподнялся на локте и несколько раз поцеловал его в щеку, Лоример ощутил на своей коже прикосновение опрятных белых щетинок отцовской бороды. Потом отец заговорил — он сказал: «Ты поступил правильно, Майло».
Лоример проснулся, опустошенный и растроганный, и дрожащей рукой занес сон в дневник. Это было прозрачное сновидение: ведь во сне произошло нечто такое, чего он сам желал, но что так и не случилось наяву, — и длилось это во сне столько же, сколько длилось бы в реальной жизни.
Позднее — одеваясь и готовясь к воскресному обеду со Стеллой и Барбудой, — он размышлял о том, что именно по этой причине сны так важны для нас: ведь ночью, пока сознание его дремало, он достиг такой глубины, такой напряженности в отношениях с отцом, каких никогда не существовало, пока тот был жив. Лоример был благодарен своей «лишней» дозе сна с БДГ. Бесспорно, сны несут человеку утешение.