Бросок из темноты
Шрифт:
– Это точно, Тарасыч, – вторил ему еще один солдат, только что решивший передохнуть от тяжелой работы, а потому воткнувший лопату в землю и положивший сверху на нее черенок руки. – Копаем, копаем, а все никак не накопаемся.
Первый еще несколько раз взмахнул в воздухе своей курительной трубкой, будто бы собирался продолжить высказывать свое возмущение, потом повернулся к стоящему рядом собеседнику и снова заворчал, теперь делая это так, чтобы втянуть в беседу остальных солдат, много часов с остервенением долбивших каменную зимнюю землю.
– Вот и я говорю, –
Солдаты молчали в ответ и беззвучно передавали из рук в руки махорочный кисет одного из них, решив устроить перекур на то время, пока старший из них отвлекает их от работы и одновременно скрашивает ее своими высказываниями.
– Они же тут полгода простояли! Не меньше! И что? – Он обвел глазами всех, кто был рядом, а также зацепил взглядом идущих мимо разведчиков, которыми оказались облаченные в белые маскировочные халаты Щукин и Козлов. – Баня, похоже, была только одна на весь полк. А у нас в каждом дивизионе имелась. Отхожие места как попало разбросаны. Бежишь по ходам сообщения и натыкаешься на уборную. Хорошо, если пустую! А если там есть кто? Да еще если кто из командиров наших?
Среди солдат прокатился легкий хохот, а красные от работы на морозном воздухе лица начали покрываться таким румянцем, который подчеркивал спад напряженности у людей, сменивших тяжелую работу на короткий и продуктивный, с долей юмора отдых.
Шедшие мимо по траншее разведчики тоже остановились возле седовласого, увлеченные его громкими рассуждениями о быте стоявшей на этом месте несколько дней назад воинской части, на смену которой прибыл их артиллерийский полк.
– Ходы сообщения на целый штык надо углублять! Блиндажи полуразрушенные, того и гляди бревна настила на тебя завалятся! А если фрицы бомбить начнут или тяжелыми минами забрасывать?! – не унимался седовласый, обводя глазами улыбающихся солдат. – Стенки в траншее кое-как укреплены, а местами вообще обвалились! Попробуй их зимой сделать как надо, чтоб ровненькие были и стояли хорошо, будто досками подшитые.
Он по-доброму заулыбался, будто не ругал солдат той дивизии, на смену которой прибыла его часть, а специально притягивал к себе внимание куда более молодых сослуживцев, стараясь развлечь их в короткую минуту отдыха, да еще в силу привычки быть заводилой и душой компании. Он снова повернулся к застывшим в проложенном рядом земляном проходе Щукину и Козлову и, будто адресуя свое следующее возмущение только им одним, протянул громком голосом, расплываясь в простой, искренней, широкой улыбке:
– И вшей своих нам оставили! Нет бы с собой забрать, как порядочные граждане!
Последняя фраза ударила по всем, кто ее слышал. Грохот смеха прокатился по траншеям. Общий хохот вывел Егора из короткого оцепенения, вызванного желанием послушать и посмотреть на короткую юмористическую сценку в исполнении седого солдата, слывшего в полку знатным рассказчиком.
– Туда? – сменил он почти дурацкое выражение лица на серьезное, убрав улыбку, нахмурив брови и кивнув в ту сторону, где за расположенной внизу, под передовой линией окопов, скованной льдами речкой находились хорошо укрепленные позиции гитлеровцев.
Егор ничего не сказал в ответ. Только тяжело вздохнул и, опустив глаза, двинулся дальше, куда следовал всего пару минут назад, но остановился, чтобы взбодриться перед долгой и утомительной, но очень важной работой разведчика. Козлов также промолчал, вздернул плечами и побрел следом, ступая так, будто невольно копировал походку впереди идущего товарища.
Седовласый нырнул в траншею, сделал пару шагов за ними, остановился в том месте, где его не должны были видеть молодые солдаты его подразделения и, стянув с руки суконную рукавицу, перекрестил вслед разведчиков, посмотрев на них теми глазами, какими обычно провожают в долгий и опасный путь старики своих внуков.
– А чего это они делали, Егор? – спросил Козлов товарища, когда они остановились в траншее, чтобы пропустить следовавших им поперек солдат с тяжелыми ящиками в руках.
– Артиллеристы. Готовили запасную позицию для гаубицы, – ответил ему тот, заглядывая в ветвистый земляной коридор ходов сообщения.
– А с чего ты взял, что именно для гаубицы? – начал проявлять Козлов необычную для себя разговорчивость, отчего Егор даже повернулся в его сторону и посмотрел глазами, полными удивления.
– Габариты позиции, – уточнил он, – для гаубицы больше, для простой пушки – меньше.
Они двинулись дальше, стараясь поскорее проскочить самые узкие проходы, где тяжело было бы разойтись со встречными солдатами, особенно если бы те снова несли что-нибудь в руках, типа ящиков. Очередное такое препятствие в виде целой вереницы пехотинцев, тащивших по траншее тяжелые пулеметы на станках, встретилось им уже через минуту.
– Штык с винтовки сними, – тихо произнес Егор Козлову и добавил: – Демаскировать будет, к передней линии подходим.
– А как ты это узнал? – открыл солдат рот от удивления, поражаясь опыту и прозорливости товарища.
– Стрелковые ячейки появились, – уточнил Егор, кивком указывая вперед.
Козлов снова открыл рот, теперь еще шире, выглядывая из-за плеча товарища, чтобы рассмотреть то, о чем тот ему говорил.
Солдаты с пулеметами наконец проследовали мимо них, и разведчики двинулись дальше, пока снова не наткнулись на новое препятствие, на этот раз состоявшее из множества пехотинцев численностью не меньше стрелкового взвода, собравшихся на занятие, проводимое кем-то из войсковых политработников. Тот, невидимый им из-за спин стоящих в тесном проходе солдат, громко, разборчиво, с тщательным произношением каждого сказанного слова вещал о боевой работе, об укреплении патриотизма, бдительности и прочих качествах, необходимых солдату, находящемуся на передовой.