Бросок на Альбион
Шрифт:
– Но почему, тетушка? – со слезами на глазах спросила Мария. – Если он не хочет жениться на мне, зачем его убивать? Разве…
– Не реви! – сказала Зоя и, сжалившись над юной душой, подарила Марии большую золотую брошь, перевела разговор на другую тему. Девушке даже показалось, что с Харальдом все уладится. Спала она в ту ночь беззаботно.
Разбудил ее дерзкий голос вождя верингов:
– Вставай! Одевайся!
Недовольный Харальд торопил служанку:
– Быстрее! Помогай ей одеться, чего стоишь, как валун у дороги! Не нужно вещей!
Грозный голос веринга подействовал
Галеры быстро летели к железным цепям, которые преграждали путь всем, кто по недоброй воле пытался ворваться в Константинополь, либо выйти из столицы империи без разрешения на то императора.
Цепи железные – последняя надежда Зои. Она уже знала о дерзком побеге верингов и спокойно ожидала финала этой печальной для Харальда истории. Много битв выиграл он, много взял городов. Но с Зоей Могучей ему не совладать.
– Гребцам налечь на весла! – командовал вождь. – Остальным перебежать на корму. Полный ход. Быстрее. Не жалейте весел! Не жалейте рук своих! Родина ждет нас, веринги!
Галеры, задрав носы, мчались на железные цепи. Мария смотрела на Харальда и восторгалась этим сильным человеком, который – она теперь это поняла! – никогда не будет ее мужем, а он в упоении битвы – последней своей битвы здесь, на Юге – не замечал ни восторженных глаз Марии (она в этот миг была удивительно хороша!), ни внимательных взоров верингов, готовых исполнить с точностью до мгновения приказ вождя. Галеры с влажным скрежетом железа о дерево взлетели на цепи. И крикнул Харальд:
– Всем вперед, на нос! Гребцам налечь на весла!
Люди бросились вперед, на нос скрипевших от дикого напряжения галер. Первая из них, где стоял на носу Харальд, медленно, с надрывом, сползла с цепи в воду по ту сторону Константинополя, гребцы на радостях сделали несколько мощных махов, ветер рванул паруса, и в этот миг раздался ужасный звук. Там, на второй галере, железная цепь оказалась сильнее дерева, сильнее людей. Сочный, рванувшийся в небо хруст досок, яростное человеческое «Аа-а!», плеск угрюмой волны, удары собственных сердец, – все смешалось в единый гибельный звук: вторая галера, зависнув на цепи, не выдержала, надломилась, раскололась пополам и двумя половинками нырнула быстро в воду.
На галере Харальда лишь дрогнули сердца верингов, но даже пожалеть друзей своих, с которыми прошли они тысячи миль на суше и на море, было некогда. Все зачарованно смотрели на вождя. Он остервенелым голосом давал команды, как обычно – в бою. И они верили, что он победит:
– Всем по местам. Гребцам работать! Мы вырвемся из лап этой коварной Зои. Родина ждет нас!
«А кто ждет меня и что ждет меня?» – думала Мария с ужасом, потому что в эти напряженные минуты битвы верингов с железными цепями она вдруг поняла главное: такие люди не могут любить. Они могут только воевать, проигрывать или выигрывать. Победа – вот смысл жизни этих людей. И Мария – она только сейчас поняла это – им нужна была, как последнее, крайнее средство, последнее. Если бы дерзкий побег Харальду не удался, он попытался бы обменять Марию на собственную жизнь.
Это поняла несчастная пленница, не решаясь задать себе самой вопрос: «Но что же будет дальше? Что будет со мной?!»
Галера верингов неслась по волнам спокойного моря, столь же быстро спадало с лиц воинов напряжение. Они победили. Но и Зоя проиграла не так уж много, если вспомнить все сделанное для империи и для нее лично дружиной Харальда, своими дерзкими походами заметно ослабившими многих врагов византийской державы. Проиграла в этой схватке лишь Мария. Она смотрела на гордого победителя и ненавидела его, как совсем недавно, еще прошедшей ночью, она его любила, не сознаваясь в этом никому.
Харальд, не обращая на нее никакого внимания, почувствовал наконец, что веринги вырвались-таки из пут Зои, и отдал приказ повернуть к берегу. Халльдор и Ульв удивились: что задумал вождь? Но перечить ему никто не думал.
Галера подошла к берегу, Харальд подозвал к себе надежных людей, дал им денег, повелел доставить Марию в целости и сохранности во дворец, добавил, ободряя их: «Она не сделает вам ничего худого. Она любит Марию». Веринги поверили ему. Мария молча сошла в лодку со своими провожатыми, мягко захлопали весла.
Харальд уже отдавал другие приказы. О Марии, о Зое, о других приключениях на юге Европы, в Малой Азии, в Средиземном море он тут же забыл, как забывают герои о том, что уже никогда не пригодится им в их великих делах. Мария, однако, вспоминала эту историю всю жизнь, может быть, потому что других подобных злоключений с ней не случалось, а, может быть, по иной причине, о которой впечатлительные, пугливые женщины стараются вслух не говорить.
И еще одна женщина вспоминала Харальда долго-долго. Спасительница его. Она встречалась с ним всего два раза в жизни. Первый раз – в тот день, когда дружина Харальда возвратилась из очередного похода в Сицилию. В порту верингов (а в их войске было много греков, жителей столицы Византийской империи) встречали обитатели Константинополя: женщины, дети, старики, родственники тех воинов, кто перешел в дружину скандинавов после того, как Георгий Маниак покинул Харальда. Потери в том походе были небольшие, добыча – огромная.
На берегу к вождю верингов подошла невысокая женщина. Она назвала имя своего мужа. Харальд сказал:
– Он погиб, – и добавил: – он хорошо сражался, не раз выручал нас в трудных переделках, – и вспомнил предсмертные слова воина, его просьбу, – ты получишь его долю добычи. И я тебе дам столько, чтобы ты вылечила сына. Я пришлю к тебе хорошего врача.
Харальд не разбрасывался словами. Он отдал женщине все, что причиталось, добавил ей из своей доли много денег, отправил в тот же вечер к ней хорошего врача из скандинавов. Врач вылечил сына. Женщина не забыла это.