Бруски. Книга IV
Шрифт:
И вот поздно ночью вспыхнул пожар. Как и где он начался, никто толком сказать не мог. Знали одно: сначала загорелось в дальнем углу, в так называемом «Шереметьевском тупике», где план добычи торфа-крошки был уже закончен. И почти в тот же миг пожар вспыхнул в другом конце участка – на «Сорочьем плесе». Пожарная команда не успела выкатить тушительные приборы, как огонь начал играть по всему участку, превращаясь в бушующий ураган невероятной силы и упорства.
Люди выскочили из общежития, из-под кустов, из самодельных шалашей и, полусонные, освещенные отблесками пламени, еще ничего не понимая, заметались из стороны в сторону, ища прикрытия, зная из прошлого, что пожары на торфу гибельны, как лава.
Начальник четвертого участка – Федунов из Широкого Буерака – в это время еще не спал. Он вместе с инженером подводил итоги заготовки торфа и писал рапорт на имя Кирилла Ждаркина и Богданова, надеясь на похвалу и подарки. Федунов уже давно мечтал о велосипеде и теперь был уверен, что велосипед ему дадут. Когда же около общежитий раздался крик толпы, он первым выскочил из конторы и, дрогнув, глухо проговорил:
– Пожар! Горим! – и кинулся в толпу, намереваясь остановить ее, но толпа бушевала, орала, металась, девчата визжали, волокли за собой сундучишки, мужчины отбрасывали девчат в сторону, тоже волоча за собой сундуки, новые выструганные оглобли, оси, топорища, связанные из свежей березы банные веники, выкрикивая одно и то же нелепое слово:
– Оман! Оман! Оман!
И вдруг вся толпа шарахнулась в сторону от общежития, ломая на пути карликовые сосенки, хилые березки, и участок немедленно опустел: люди куда-то провалились, голоса их примолкли, и наступила тишина. Только было слышно, как где-то совсем поблизости, точно гигантский зверь, шагает огонь. Он, шагая, покрякивал, будто выбирая себе добычу, затем начинал выть, издавать оглушительные трески, свист, вскакивал на верхушки сосенок и, шипя, падал на землю, спаливая сухие травы, камыш, сучья. Люди куда-то скрылись, но через несколько секунд, натолкнувшись на стену бушующего огня, хлынули обратно и с такой же силой, но еще с большим ужасом кинулись в другую сторону, сминая друг друга, топча слабых, упавших, растерявшихся.
И Федунов присел на приступке конторы, вцепился руками в голову и простонал:
– Угробятся. Все угробятся.
Дрезина с Кириллом Ждаркиным, Богдановым и Наташей Прониной неслась по узкоколейке, громыхая, покачиваясь так, что все время казалось – вот-вот она свернется набок, стукнется и рассыплется. Местами огонь уже подходил к насыпи узкоколейки, обдавал жаром пассажиров в дрезине. И машинист, прикрывая лицо мокрой тряпкой, шутил:
– Пронесло… о господи, воля твоя.
Богданов не мог сидеть спокойно; несмотря на то что дрезина неслась с невероятной скоростью, он все время рвался вперед и бормотал:
– Люди! Чтоб ни одного человека огню! В этом, в этом суть, – и глаза у него наливались тоской.
Кирилл ничего не говорил. Он ясно понимал, что они едут в самое пекло пожара, что через десять – пятнадцать минут по узкоколейке уже нельзя будет вернуться, что там на участке около семисот человек. Хорошо, если пожар вспыхнул только в одной стороне участка. Но и тогда надо будет пробиваться через топи, а это не менее опасно, чем пожар.
«Что ж делать? Ага, вот что. По приезде немедленно загнать всех в озера, в карьеры. Пусть переждут в воде», – решил Кирилл и, повернувшись к Богданову, закричал, чтоб перебить грохот дрезины:
– В воду! Людей немедленно всех загнать в воду! Понимаешь?
Но на участке людей уже не было: они рассыпались по лесам, по торфяникам, и только сотни полторы де-вушек-торфушек набилось в маленькие деревянные вагончики-короба застрявшего поезда. Они молча, пугливо, как кролики, поглядывали оттуда.
Огонь шел стеной со всех сторон.
– Кто это придумал? – выпрыгивая из дрезины, проговорил Кирилл и, подбежав к первому вагончику, крикнул: – Вылезай! Сейчас же вылезай – и в воду. Куда поедете? Там огонь!
Девушки было зашевелились, но машинист, очевидно не разобрав приказания Кирилла, пустил паровозик. Паровозик завозился, издал пронзительный, жалкий свисток и тронулся.
– Куда? Куда тебя черт понес! Вернуть! Наташа! – с еще большей силой закричал Кирилл, показывая на паровозик.
Наташа была почти у самого паровозика. Она кинулась, нагнала его и на ходу впрыгнула к машинисту.
Паровозик не остановился. Он поскакал во всю прыть по раскаленным рельсам и попал в полосу сплошного огня: огонь бушевал по обе стороны узкоколейки, превратив торф в пепельную, дышащую синей спокойной дымкой золу. И, глядя на эту золу, казалось, что она никакой опасности в себе не таит: в нее даже хотелось сесть. Паровозик чуточку замешкался, дернулся: машинист, видимо, хотел дать задний ход, – но в этот миг провалился деревянный прогоревший мост, и паровозик, будто в шутку, свалился набок.
– Ох! ты-ы! – вырвалось у Кирилла, и он кинулся к вагончикам.
Первой показалась Наташа. Она вскочила на бок паровозика и успокаивающе помахала Кириллу рукой и даже что-то хотела сказать, но в эту минуту раздался раздирающий крик торфушек: загорелись деревянные короба, и торфушки, обезумев, не понимая того, что они делают, начали прыгать в серопепельную, манящую своей спокойной дымкой золу и тут же приседали, хватались руками за босые ноги, корчась, извиваясь, вспыхивая.
– Кирилл! Кирилл! – в ужасе прокричала Наташа и, ничего не соображая, подчиняясь стихии, желанию спасти торфушек, кинулась к ним и тоже присела в серо-пепельную золу, молниеносно превращаясь в маленький пылающий костер. На миг она было поднялась, двинулась в сторону Кирилла, но огонь схватил ее и метнул в пекло.
7
Весть о пожаре быстро разнеслась по строительной площадке.
Прорвавшись сквозь огонь, бегущие с четвертого участка люди рассказывали подробности катастрофы – и то, как Наташа вскочила на паровозик, как она махала рукой Кириллу и как кинулась к торфушкам и погибла в огне. Наташу многие знали на строительстве как начальника второго участка и как комсомолку, и весть о том, что она погибла в огне, подняла людей на ноги. Но тут подоспела другая весть. Рассказывали очевидцы, уверенно и подробно: в огне погибли Кирилл Ждаркин и Богданов. Они находились совсем поблизости от поезда с торфушками, и когда торфушки начали прыгать из коробов в золу, они оба кинулись спасать их, но огонь ошалело налетел на свою новую жертву. Богданов метнулся к воде, но огонь преградил ему путь, смял его. Кирилл же Ждаркин хотел было выхватить Наташу из пламени, но торф под ним провалился, и Кирилл сгинул в ревущем котле. Весть о гибели Кирилла Ждаркина и Богданова немедленно приостановила работы на строительных площадках. Люди, оставив котлованы, недоделанные корпуса цехов, коксовые печи, железнодорожные станции, канцелярии, квартиры в каменных домах, землянки, – десятки тысяч людей, прихватив с собой топоры, лопаты, ведра, ринулись на пожарище. А оттуда, с пожарища, им навстречу бежали обезумевшие торфяники, торфушки. Они бежали, никого не замечая, стремительно обгоняя друг друга, врываясь в вокзал, заполняя пассажирские поезда, товарные вагоны, все время выкрикивая одно и то же слово: