Брызги платины. Книга вторая
Шрифт:
– Правда. Помнишь те выходные, когда Вы были на озере. Пожалуйста, папа…
– Домой. Пулей!
– И что будет дальше?
– Лика, не позорься ещё больше. Ради Бога. Ты не можешь у них оставаться. Как же мне хочется вломить этому борзому щенку, который так запудрил тебе мозги. – Слышу, что он произнес последние слова сквозь стиснутые зубы.
– Папа, пожалуйста…
– Что папа, что папа? Что, если я тебе запрещу? Пойдёшь вены резать? Не думал, что ты такая дура, Лика. Когда дата регистрации?
– 21 декабря.
– Прекрасный подарок родителям от тебя накануне Рождества. Умница,
– Папа, я не хочу никакой свадьбы. Только прости меня.
– Нет уж, дорогуша, так не делается у нормальных людей. Поползут слухи всякие. Раз наспех и без торжества – значит, залетела. Домой! Трубку дай этой нахальной мамаше.
Не знаю, в каком ключе прошел их разговор, потому что я стрелой вылетела из захламленной квартиры Тима. В полной истерике. Не могла остановить поток язвительных мыслей в своей голове и прокручивала ядовитые фразы отца. Хотелось почувствовать нестерпимую физическую боль, лишь бы заглушить то незримое, что раздирало изнутри, грубо и зверски прорывалось через ребра наружу.
Шла пешком до дома и била себя по голове, рыдая, как умалишенная, напрягая все мышцы в области солнечного сплетения, будто рожая на свет всю скопившуюся внутри боль и обиду на отца, себя, Тима и его мать. Уже ничто не будет по-прежнему.
Дома оба родителя ждали, как строгие и неподкупные судьи, на диване в большом зале.
– Какая же ты наивная дурочка, Лия. Могла дождаться окончания учебы, выбрать любого лучшего и достойного парня из церкви, и он был бы счастлив стать твоим мужем. Но нет же, тебе понадобилось из всех, кто крутился вокруг, влюбиться до одурения в самого незрелого и неспособного заработать даже на хлеб. Разве такой жизни ты хочешь? Очень счастлива, я вижу. Аж нос распух и глаза еле открываются от слёз. Да от Вашей романтики и следа не останется после года совместной нищенской жизни. Не прибегай потом к нам в слезах. Уже забыла, как плелась пешком под дождем по трассе после первого же разрешенного свидания? Щенок паршивый.
– Не передумала? Лия? – спокойно спрашивает мама, потому что отец слишком набрал обороты.
– Нет, – настырно отвечаю, глядя в пол.
– Тогда марш полы мыть. Они сегодня вечером придут сюда всей своей толпой.
***
За день до свадьбы
Лика
Это был самый сумасшедший день.
Платье мы с мамой купили неделю назад. Родители меня упрекали, мол, это обязанность родственников жениха, но видимо, мать Тима такая мысль не посещала. Зная скромный размер отцовского кошелька, я выбрала нетипичное свадебное платье, но стильное. Никаких воланов, пышных юбок с обручами, кружев и искусственных жемчужин. Вовсе не потому, что не мечтала о таком. Совесть не позволяла.
Угадать в моём платье свадебный намек можно было лишь по белому цвету. Плотная трикотажная ткань держалась на теле с помощью толстой лямки на одном плече, соблазнительно облегая грудь, талию и бедра. Чуть выше колена начинались разрезы с обеих сторон, обращающие внимание на ассиметричный подол в виде клиньев до середины голени. Не длинное и не короткое, не простое и не шикарное.
На туфлях мама экономить не позволила. Она считает, что эта часть образа женщины выдаёт её отношение к самой себе. Белые итальянские дорсей стали самыми дорогими за всю мою прежнюю, да и будущую жизнь. Сто долларов – непозволительная роскошь, на которой всё же настояла женщина, всегда знающая себе цену, в отличие от меня. Мама часто сокрушалась, почему я пошла характером не в неё.
На сегодня запланировано привезти столы домой, заимствованные у подруги семьи, забрать свадебный торт, купить шары и украсить зал в нашем доме.
Мама любит всё с размахом. А отец всегда был реализатором её наполеоновских жизненных планов. Потому зал в нашем доме площадью, как две однокомнатные квартиры, с камином, двумя рядами роскошных белых окон, выходящих на разные стороны сада, и тяжёлыми портьерами золотого цвета, будто прямиком из какого-то дворца, которые сшила мать. Здесь и пройдёт свадебный вечер на сорок человек. Диван и кресла уже перенесли в другую комнату, освободив достаточно места для гостей.
Соня будет подругой невесты, потому что Алиса со мной больше не разговаривает. Не смогла понять и простить, что я пренебрегла Эриком, вернувшись к Тиму после всего случившегося. Алиса считает, что таким слабостям не место в разумной девушке, и устала меня спасать от депрессии. Это она ещё не знает о его сексуальном ультиматуме и инциденте в ванной.
По дороге в машине было невыносимо душно. Маму начало подташнивать, и отец приоткрыл окно, несмотря на декабрь на дворе. Мы с Тимом сидим, как немые, сзади. На дорогах, благодаря временной оттепели, каша из снега, смешанного с солью, превратилась в грязную жижу. Мимо нас пронесся черный внедорожник, в котором оглушающе громко гремела музыка, смачно на скорости облил мерзкой жидкостью водительское стекло. Капли виртуозно пробрались и в салон автомобиля через щелку в окне.
Отец звереет. Стрелка спидометра взлетает, пока мы с мамой соображаем, что происходит. Светофор. Скрип тормозов. Занос вправо. Распахнутая дверь. Холодный ветер.
Переглядываюсь с Тимом, наши брови синхронно ползут вверх, а зрачки расширяются от ужаса.
Отец вытаскивает из черного джипа громилу и бьет в самую скулу, удерживая его другой рукой за ворот рубашки. Физический труд в мастерской и подаренная Богом рослость папы делают своё дело – водитель лишь виновато поднимает ладони. Удивительно.
Отец спокойно садится обратно за руль. И мы едем в гробовой тишине до самой пекарни. Я понимаю, что этот удар предназначался на самом деле мне и Тиму. Отец становился всё более взвинченным с каждым днем, приближающим нас ко дню свадьбы.
– Ого, какой торт! – слышу знакомый, самый добрый и искренний голос за своей спиной и замираю, но всё же поворачиваю голову в его сторону.
О, нет, пожалуйста. Только не сейчас. Боже, за что? Это должно быть не так. Мне хочется плакать, а лучше просто исчезнуть, испариться, провалиться сквозь землю или, вообще, никогда не рождаться.