Брызги шампанского
Шрифт:
– Понравился, наверно, – предположил я.
– Может быть, – произнес лейтенант голосом, который никак не соответствовал нашему легкому разговору. – Не исключено, что и понравился. Чего в жизни не бывает, – продолжал он бормотать, глядя в пространство зеленоватыми своими, почти немигающими глазами. – Два месяца она здесь.
– Да, загорела, – я никак не мог понять, о чем мы говорим. – За два месяца можно. С подружками опять же. Не скучно.
– Да, подружки... С подружками хорошо, – бормотал лейтенант, думая о чем-то своем. – Без подружек плохо, с подружками легче... Можно и два месяца, можно и два года, – дальнейшее его бормотание
– Это хорошо или плохо?
– А она оставалась.
– А подружки менялись? – уточнил я.
– Менялись, – лейтенант посмотрел на меня в упор, с какой-то опять же непонятной мне пристальностью.
– А она что... Заинтересовала вас?
– Конечно! – с вызовом ответил лейтенант. – Такая кого угодно заинтересует. Живой ведь человек.
– Кто? – не понял я.
– Я, – ответил лейтенант. – Подкатывался к ней на пляже. Не один раз подкатывался.
– И что?
– Ноль.
– Ты, старик, извини, – доверительно произнес я, – но мне это приятно слышать.
– Представляю, – опять сказал лейтенант и опять покраснел. – Извиняюсь, конечно. Она сказала, что эту ночь вы провели вместе. Это правда?
– Да, – сказал я твердо.
– Но если это так, значит, не спали?
– Сначала не спали, а потом спали. Потом опять не спали. Потом опять спали.
– Значит, вы должны были слышать, что происходит под вашими окнами?
– Шел дождь, – веско сказал я. – Над Карадагом громыхал гром, сверкали молнии, деревья гнулись и скрипели, рядом в ресторане от музыки столы двигались, мужики и бабы орали так, будто совершали последнее в своей жизни совокупление... Мне продолжать?
– Не надо, я как-то не подумал про ресторан... Действительно. Кошкин дом. Скажите... Сентябрь, народу на набережной – совсем ничего. Ведь вы все уже тут примелькались, знаете друг друга, одна половина с другой половиной если не спала, то пила... Неужели вы ни разу этого друга, – он кивнул в сторону окна, из которого можно было видеть место, где недавно лежал несчастный Мясистый. – Неужели ни разу не встретили, не столкнулись в шашлычной, в чебуречной, хачапурной?
– Может, и сталкивались, но запомнить... – я беспомощно развел руками. – Не запомнил. Может, он одет был иначе, встретил, к примеру, но в плавках, в трусах, шортах... Когда человек умирает, он всегда меняется. Мы же сталкиваемся друг с другом в основном на пляже, а голые... Голые все одинаковы.
– И в постели тоже, – на какие-то свои мысли откликнулся лейтенант.
– Когда как.
– Да-да, я понимаю. Извиняюсь, конечно. Ведь он был вооружен... Пистолет с глушителем... Оружие киллера. На кого-то охотился, – произнес наконец лейтенант слова, к которым пробирался долго, но безошибочно. – Да, он охотился. Но нарвался на отпор. Кто-то оказался хитрее и ловчее. Профессиональнее.
– Удачливее, – подсказал я, не заметив, как произнес это слово.
Лейтенант внимательно посмотрел на меня, склонил голову вперед, как бы упершись в невидимую преграду, которая мешала ему все понять и все увидеть.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, – я пожал плечами. – Просто поддержал вашу мысль. Вы перечислили факторы, которые позволили в той ночной схватке, если она, конечно, была... победить тому, а не этому. Вот и все. Как я понимаю, удача в таких делах может оказаться решающим фактором.
– Значит, удачливость, говорите, – продолжал лейтенант, не обратив внимания на мою словесную дымовую защиту. – Можно было бы предположить, что пистолет, оказавшийся при нем, как раз и был орудием убийства. Но нет! Застрелили его из другого пистолета. А поскольку выстрелов никто не слышал, то он тоже был с глушителем. То есть встретились в ненастную ночь два крутых мужика.
– Я читал в газетах, что киллеры бросают на месте преступления использованное оружие... Может быть, тот пистолет, который был при нем... и есть орудие убийства.
– Не надо, – лейтенант поднял вверх указательный палец. – В его пистолете не хватает одного патрона. Мы его нашли. Он успел выстрелить один раз. А в трупе – четыре дырки. Две пули в животе, одна в груди и, конечно, контрольный выстрел в голову. Визитная карточка любого приличного киллера. Значит, тот, в кого он успел выстрелить... Ушел. Может быть, даже с пулей. Дождь, – неожиданно закончил лейтенант.
– Не понял?
– Дождь смывает все следы. Детектив такой есть. Допускаю, что второй участник полуночной схватки тоже был ранен, из него тоже хлестала кровь... Но этого мы уже доказать не можем.
– Вывод напрашивается сам собой, – сказал я.
– Ну?
– Поликлиники, больницы, аптеки, частные врачи... Их всех надо обойти.
– Правильно, – кивнул лейтенант. – Уже.
– Быстро работаете.
– Стараемся. Но кто второй? Кто смог завалить такую махину? Вы видели этого мужика? Кошмар. А его, как теленка. С пистолетом в руке. Выстрелить успел. Такие не промахиваются. Где этот подранок? Где прячется и зализывает свои раны? Не верю я, что этот тип промахнулся. Мне уже некоторые говорили – видели его на набережной. Многие видели. Ни с кем в контакт не вступал. Шашлык ел в одиночку, коньяк пил в одиночку, на пляже лежал в одиночку. Кого он ждал?
– Ждал? – переспросил я, подталкивая лейтенанта к следующим его выводам, неплохим, между прочим, выводам. Грамотно у него все выстраивалось.
– И дождался! – указательный палец лейтенанта, как некое предупреждение, снова замер передо мной. – Он ведь его дождался!
– Действительно, – пробормотал я.
– И где?! – Лейтенант уставился мне в глаза с такой пристальностью, что у меня мурашки пробежали по спине.
– Как где? – это единственное, что я сообразил спросить.
– Где он дождался свою жертву? Под вашими окнами. – Лейтенант откинулся назад и в упор, с торжеством посмотрел мне в глаза. Будто уличил меня в ночном убийстве.
– Вывод убедительный.
– Я еще не все сказал. – Лейтенант снова уставился зелеными своими глазами в пространство, которое простиралось перед ним. И ни замызганные обои, ни торчавшие из них гвозди, на которых когда-то висели картины, – ничто не могло остановить его пронизывающего взгляда. – Ночь, дождь, гроза. Правильно?
– Да, все так и было, – подтвердил я.
– А он в белом костюме и при галстуке тащится в парк Дома творчества... Вы видели, какая лужа при входе сюда с площади? Десять на десять метров. Глубина – до сорока сантиметров. У этой лужи своя история, я помню ее с детства. Она всегда там образуется после хорошего дождя. Потом медленно куда-то впитывается, куда-то уходит. К обеду ее не будет. Так вот этот тип, – лейтенант снова кивнул в сторону моего окна, – полез в эту лужу, не боясь запачкать штанишки, промочить носочки... У него ноги насквозь мокрые.