Будь честным всегда
Шрифт:
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Чем дальше Миши уходил от дома Орци, тем сильнее росло в нем какое-то беспокойство. Когда он подошел к ратуше, лицо его так пылало, словно он сидел у огня. Он чувствовал себя униженным, маленьким, испытывал жгучий стыд. Что за глупость — не поцеловать руку… уйти… И еще эта светловолосая… Сейчас там все говорят о нем… Рассказывают ей, как он вошел и вместо того, чтобы поздороваться, стоял, прислонившись к косяку, и звал: «Орци… Орци…» Да еще сказал, что Орци поколотили…
Ущемленное
Но это было только злорадство, от которого не проходила краска стыда, ведь сейчас они говорят о нем, и Орци высмеивает его перед девочкой. А рассмешить он умеет! Как смешно он подражает учителю пения, когда тот, размахивая рукой в белой перчатке, в такт приговаривает: «Пвошу вас, пвошу вас…»
Миши мчался сам не зная куда: над ним сейчас смеются, он удрал от девчонок, у него нет куницы или как ее там называл Орци…
Сейчас только четыре часа, к старому господину идти рано. Спокойно можно было остаться у Орци еще на три четверти часа — а Орци теперь все про него расскажет… А когда она взглянула на него, глаза у нее были такие серые… Но почему такие большие?
Он снова бросился бежать и всякий раз, когда вспоминал о девочке, мчался словно сумасшедший. И только когда у него окончательно перехватило дыхание, опомнился и начал размышлять спокойнее.
— Ты куда летишь? — окликнул его вдруг Ланг.
Миши страшно смутился и, пробежав еще несколько шагов, остановился: откуда здесь Ланг?
— К господину Дерешу, — выпалил он.
— К Дерешу?
— Да.
Они глядели друг другу в глаза: Ланг всегда так смотрел, будто хотел дать пощечину, но на этот раз и Миши ответил таким же взглядом.
Ланг внимательно его оглядел — костюм, ботинки, шляпу, казалось, хотел спросить, зачем ему к Дерешу, но передумал. Он был скверным учеником, и разговоры о преподавателях не доставляли ему удовольствия.
Наконец Ланг кивнул — все, мол, в порядке, — и они разошлись.
И чего привязался к нему этот Ланг? Миши никогда с ним не разговаривал, даже словом не обмолвился, а вот как раз сегодня… Надо было спросить его, зачем он тогда избил Орци? Ну и драка была… Орци здорово досталось, и напрасно он говорит теперь матери, что это была куча мала, — так обманывать свою мать! А ей, бедной, откуда знать, как ее сын дрался с Лангом, и она ему верит, ведь мать легко обмануть…
Глаза Миши наполнились слезами, и он вынул платок. Он как раз проходил мимо собора. Быстро забежав в сад, он сел на чугунную скамью под плакучей ивой и горько разрыдался.
Плакал долго, слезы так и лились у него из глаз. Потом сел на скамейку спиной
Ему казалось, что время движется еле-еле, он вытер глаза мокрым платком и медленно побрел из сада.
Было холодно, и он замерз. Уже стемнело, зажгли газовые фонари, в которых, словно бабочки, метались тоненькие огоньки.
Пока Миши добрел до квартиры старого господина, он так промерз, что у него стучали зубы; читать он не мог, язык заплетался, и он снова расплакался.
— Что-нибудь случилось? — спросил господин Пошалаки.
— Ничего.
Старый господин не стал больше расспрашивать. Ничего так ничего… Но читать Миши все-таки больше не смог, пришлось сказать:
— Сегодня я был в гостях… в семье своего одноклассника…
Старый господин молчал.
— И там… там…
— Обидели?
— Нет, не обидели, но я… Они такие большие господа…
— Господа?! Да кто же они такие?
— Они-то хорошие… добрые, а вот я… Это Орци, они живут около театра, господин Орци — председатель…
Старик долго молчал, затем осторожно спросил:
— А ваш отец?.. Кто он?
— Плотник.
— Та-ак… — Старик подумал немного и добавил: — Хорошая профессия…
Миши обрадовался. Хорошая профессия!
— А дом у вас есть?
— Маленький.
— А корова?
— Коровы нет.
— И свиньи нет?
— У нас поросенок.
Старый господин помолчал.
— Сколько у вас в семье детей? Ты один? — спросил он, вдруг перейдя на «ты».
Миши вспыхнул: он очень гордился тем, что господин Пошалаки относился к нему серьезно, как ко взрослому, и всегда обращался на «вы».
— Пятеро.
— Пятеро?.. А сколько девочек, мальчиков?
— Все мальчики.
— Вот это прекрасно!.. Так твой отец большой человек: с пятью сыновьями можно всю страну перевернуть.
Миши улыбнулся сквозь слезы: он словно слышал слова отца; но зачем все-таки он говорит ему «ты»?.. Как он смеет?.. Теперь всегда так будет? Тогда он больше сюда не придет…
— Раньше, когда мы жили в другой деревне, у нас был большой каменный дом, много коров, целое стадо, и один раз — я тогда был совсем маленьким — отец взял меня с собой на гумно и посадил верхом на бычка, а я сидел и приговаривал: «Но, но…» Тогда у нас даже была паровая молотилка, но она взорвалась, и мы переехали, а папа стал плотником… — Миши чувствовал, что сказать все это было необходимо. — Я самый старший из братьев, еще у меня есть дядя, мамин брат… Он преподает в Пожони… Ему мой отец помог выучиться.