Будь проклята Атлантида!
Шрифт:
Севз нетерпеливо топал ногой. Медленно собираются отряды! Надолго ли задержат врага три горсти всадников!
Вот! Началось! Передние огни закачались, рассыпая искры. Взлетели крики… Странно! В бою кричат не так… Промеат понял первым.
– Братья! – завопил он и бросился навстречу огням.
– Коня мне! – гаркнул Севз.
Бронт остался один. Толпы наплывали из темноты. Факелы освещали тысячи изможденных, безумных от восторга лиц – смуглых, белых, черных. Огромная волна, как малую каплю, растворила четырехтысячное войско пришельцев. Теперь Бронт знал: что бы ни замышлял Севз, ему не обойтись
– Атлантиде конец! – пробормотал Бронт и не расслышал своих слов.
Тифон швырнул умывальную чашу, пнул ногами прислужников, изругал Акеана: мол, утренний кувшин сока плохо согрет. Будь они все прокляты: придворные льстецы с камнями за пазухой, отец, совсем было собравшийся к богам и вдруг окрепший, Майя и Акеан с их интригами, от которых нет толку! А теперь еще Урун – сушеный святоша, лезущий под Небо!
Вместо этих трусливых перешептываний вызвать бы десяток боевых мамонтов! Или выпустить во дворец всех зверей, приготовленных для зрелищ! Тифон захохотал, представив, какая вышла бы славная шутка! Прихлебатели отшатнулись. Скорей бы зазвонили на Башне, а то Боров того гляди опять что-нибудь выкинет.
Наконец с Башни поплыл над дворцом голос бронзы: Небо звало Подпирающего. Тифон пнул сапогом любимого пса и, переваливаясь, зашагал к лестнице. Акеан на вытянутых руках нес за ним знак о десяти веслах – одиннадцатое отнял проклятый Урун!
У подъема на Башню они столкнулись с двумя людьми. Передний в белом, как у Тифона, плаще, был худ, узкоплеч, высок для атланта. По бледно-желтому лицу с вогнутым лбом, длинным плоским носом, сморщенными губами трудно было угадать возраст. Во всяком случае, он выглядел старше краснолицего Тифона, хотя был моложе на шесть зим.
Сзади следовал старик в необычной одежде. Его алый плащ воителя украшали полосы желтого цвета. На ладонях воина-жреца лежала ладья об одиннадцати веслах.
Глаза Тифона стали совсем узкими. Через силу поклонившись, он пропустил встреченных вперед. Урун с гримасой брезгливости кивнул брату.
Сегодня Небо хорошо лежало на плечах, не качаясь и не давя на костлявый хребет. Уравновесив тяжесть, Хроан отдался привычным мыслям о Канале, малых и больших заговорах, богатствах и тратах.
…Меньше двух лун осталось до дня, когда он пустит стрелу в облитую нефтью стену. А потом – раздать рабов – по три за каждого взятого у владельцев взаймы, перековать на кольца тысячи кирок и лопат – и по Срединной покатятся хвалы щедрости Подпирающего. Пусть тогда Тифон попробует…
Вдруг Хроан краем глаза уловил шевеление. Вестник подал Итлиску листок – очень спешный, раз не дождался конца церемонии. Хроан сморщился: Небо больно надавило на левую лопатку.
Итлиск удивленно осмотрел весть: печать со знаком Хиома, а рядом на желтоватой коже три красные лошадиные фигурки: «Трижды спеши!» Что такого может сообщить глава захолустной Северной крепости? Читая послание, Держащий правую руку пару раз недоуменно моргнул, потом, мигом оценив, кого возвышает новость, протянул полоску Тифону.
«Наконец-то!» - опальный наследник поднял загоревшийся взгляд от торопливо нарисованных знаков. Хватит сетей, приманок, шепота! Пришло время мечей и мамонтов! Схватив за плечо Акеана, он горячо дохнул ему в ухо:
– Гонцов к Италду и Цнаму! Чтобы немедля мчались сюда, - и со злорадной ухмылкой сунул весть Уруну.
Хроан изнывал под Небом, которое покрылось вдруг острыми, режущими спину выступами. Что за весть? Почему Итлиск отдал ее Тифону? Почему тот скалится, словно глядит на голую плясунью, а не на отца, едва удерживающего небесный свод? Что такое шепчет Урун, закатив рыбьи глаза?
Наконец, заныла бронза под рукой хранителя времени. Хроан неприлично прыгнул с возвышения, схватил листок. Он дочитывал весть, когда по ступеням вновь затопали сапоги.
– Держащий руку! – задыхаясь, вестник подал Итлиску новое послание. – Опять «Трижды спеши!» - оттолкнув Итлиска, Тифон схватил весть, запечатанную знаком Ацтара.
– Севз? Откуда Севз? Ты привез мне его голову! – кричал Хроан, встряхивая тощими кулаками.
– Севз или не Севз! – заорал Тифон в лицо отцу. – Я не считал ублюдков, которых ты плодил с кругломордыми рабынями! И не я собрал полтысячи тысяч в одном месте копать проклятую канаву! Докопались! А теперь винишь меня, который бил диких и опять побьет. Или за них возьмется этот нюхатель благовоний? – Он, туго ворочая шеей, повернулся к Уруну.
– Не смей указывать мне! – взвизгнул Хроан. – Вот оставлю под Небом Уруна, а сам поведу войско.
Взглянув на чахлого, встревоженного отца, Тифон гулко захохотал. В проходе раздалось звяканье подкованных сапог по каменным плитам. Не спрашивая позволения, в зал Тайных бесед вошли Италд и Цнам. в шепоте, ползущем по дворцу, они уже уловили весть о вторжении и бунте.
– Куда! Не отряхнув пыли, с оружием!
Широкий, налитой силой Италд молча отодвинул старца. Следом шел Цнам. Наспех склонившись перед Хроаном, оба повернулись к Тифону. Хроан выпрямился. Его лицо окаменело, выражая спокойную волю.
– Достань рисунок Срединной, - бросил он Итлиску.
Тот метнулся к стенной нише, развернул на столе лист длинной кожи. Еще несколько вздохов назад, пораженный вестью о восстании на Канале, Хроан, казалось, впал в отчаянье. Теперь он владел собой, и Тифон уже не решался возражать ему.
– В одном я вижу заступничество богов, - медленно проговорил Подпирающий. – Наше счастье, что ветер с юго-востока задержал в Срединной войско, готовое плыть в Анжиер. А теперь, воители, подойдите сюда и скажите, какова, по-вашему, может быть сила бунтовщиков и как они собираются действовать. Начнем с Италда.
– Ты что, с мамонта свалился? – приветствовала будущая жрица Канала пыльного, растрепанного Акеана.
– Севз… идет на Атлу! – выдохнул Акеан. – Канал взбунтовался!
«Вот оно!» - Майя прикрыла глаза, вызывая в памяти те едва уловимые знаки, которые давно не давали ей покоя. Сейчас казалось странным: как можно было не угадать их значения? Она почувствовала отчаяние, желание разбить голову о полированные камни стены. Потом злоба перекинулась на Севза: живучий Бык! Надо было ему вломиться, когда до исполнения заветных замыслов оставалось меньше двух лун!