Будь проклята Атлантида!
Шрифт:
– Вода в него вовсе не потечет! – успокоил Умгал.
– Ты не Сомневающийся, а просто невежда! – напустился на него Сцлунг. – Сто раз измерено, что уровень океана у западного берега Срединной намного выше, чем у восточного.
– Что, прижали тебя? – усмехнулся Ферус. Он все больше оживлялся, в глазах появился горячий блеск. Стараясь не выдать крепнущей надежды, он ворчал при виде сломанных лопат, дырявых корзин; накинулся на Ора, что у того нет рисунка Канала, забыв, что сам не захватил его из Долины. Ор улыбался: старик еще всем покажет!
У Башни Ацтара уже дымились костры, люди Инада строили шалаши и навесы из обгорелых досок, обшаривали хранилища. Поддерживаемый Ором Ферус одолел восемь этажей Башни и, задохнувшись от спешки и волнения, остановился на предпоследней площадке.
– Восточная стена стоит! – крикнул сверху обогнавший их Сцлунг.
Четыре дня рыскали вокруг, собирая инструменты, разведывая уцелевшие склады. Но главную добычу привозили Ор и Сцлунг. С мерными ремнями они карабкались по перемычкам, скопам, добывая числа. Заглядывая в рисунки Канала, которых в Башне Ацтара нашлось множество, Ферус делал из простых локтей широкие, а из тех – толстые, делил полученное на дневные уроки для сотен. Сколько людей приведет Промеат?
На пятый день дозорный с Башни крикнул, что с запада идет много людей. Поднялась радостная суета. Одни хватали коней – скакать навстречу, другие просто метались от нетерпения: «Бог! Наш бог пришел!» Алх вытащила растерявшихся Иллу с Тейей из ошалелой толпы, забрала Зиру и повела женщин на второй этаж Башни.
– Фух, эти охотники! – ворчала гиянка, сажая на плечи девочку. – Бороды отрастят, а еще хуже детей! Бог идет – готовь ему жертву. Братья едут – готовь угощение. А зачем скакать и вопить, будто тебя оводы заели? Думаете, отчего ваше племя в беде? – Алх обернулась к атланткам. – Да потому, что у вас мужчины над матерями силу взяли. Срам какой!
– Смотрите, вот они! – воскликнула Тейя.
Из-за окружающих дорогу груд земли показалась голова длинной вереницы. Впереди ехали разноплеменные всадники. За ними виднелись четыре косматых мамонта. Следом двигались навьюченные лоси и толпы пеших людей. Тейя смотрела на троих передних всадников. Она узнала огненную гиянку и огромного котта – когда-то в Умизане они сидели в круге вождей. Между ними ехал атлант.
Ибрская накидка из козьих шкур приоткрывала мускулистую, неширокую грудь и поджарый живот. Завернутые рукава обнажали руки с тонкими запястьями и длинными пальцами. В лице атланта смешались южные и северные черты: высокие скулы, нос не сплюснутый, но без горбинки, широко раздвинутые, но по-южному темные глаза, длинный рот. Негустые волосы были подвязаны ремешком над высоким лбом. Ничем не примечательные черты.
И в то же время Тейя чувствовала, что лицо необыкновенно. Не чертами, а чем-то еще. Она навидалась в жизни всякого рода властных. Но ни в одном из тех, кто брался вести за собой людей, не чувствовала она такого скрытого напряжения, которое нес в себе Приносящий свет. Власть бога и вождя была для него не желанной долей, не утолением гордости, а тяжким грузом, углы которого раздирают спину.
«Он не для нас! – подумала Тейя. – Еще не родились люди, достойные такого вождя».
Ферус с измятым листом в руке ждал у входа в Башню. Спешившись, Промеат подошел с почтительно сложенными руками:
– Привет тебе, мудрый! Я рад, что ты не отверг мою помощь.
– Сойди с корабля, войди в дом, - скороговоркой пробурчал старик. – Сколько людей ты привел?
– Пятьдесят три десятка тысяч с небольшим.
– Ну?! – посветлел Ферус. – Вот не думал! Пожалуй, - он заглянул в свой лист, - за полторы луны успеем. Если только они… будут работать.
Дело наладилось не сразу. Не хватало кирок и лопат, разваливались подгнившие корзины. Мамонты не слушались, требуя привычной пищи. Боевые кони не хотели таскать повозки; догадались возить землю в мешках, перекинутых через круп коня. Труднее всего было дать каждому из пришедших место и дело. Бывшим старшинам рабских сотен пришлось управляться с целыми наделами. Привычные к мудрым листам и тонким спорам, знатоки терялись среди груд развороченной земли. Но, к недоумению Умгала, неудачи не вызывали уныния, отступали перед веселой яростью, с которой победители Хроана накинулись на его подвиг.
После неразберихи первых дней работа поделилась на три части. Гезд увела гиев в Восточную бухту. С ними ушел Сцлунг.
– Возьми пол-лепешки, воткни восемь соломинок и повесь на грудь, - посоветовал ехидный Умгал. – Ты ведь теперь Кормчий Края!
– У меня и двенадцать весел будет! – огрызнулся Сцлунг. – А ты со своими сомнениями так и проплаваешь в челне.
– Так ли? – ухмыльнулся Умгал. – Вождь черных, - кивнул он Айду, - бери меня в Западную бухту: покажем гиям, как надо рыть!
– Еще как покажем! – сверкнул зубами Айд.
Люди, оставшиеся у Башни, занялись доделками русла. Их возглавили Львиный Коготь и хромой пахарь из Внешнего Круга. Бывший вояка оказался на редкость спокойным и дельным вождем. Старейшины племен наперебой предлагали ему усыновление. Старик кряхтел, боялся продешевить.
С легкой руки Умгала у всех появились шутливые звания. Ферусу поднесли пол-лепешки с десятью палочками. Старик, задумавшись, съел свой знак, но так и остался Титаном. Инада, ведавшего едой и лечением, прозвали Великой Матерью Канала, самого Умгала – Ехидным Кормчим. А Ор стал Кеатлом. – Бурый добился своего!
С утра до темноты они мотались по всему руслу, замеряя, советуя, разрешая споры. Странные споры, вся работа странная: без петлей, красных плащей и волчьих курток. А дело шло: таяли перемычки, вода стекала в русло и откачивалась водососными башнями, обнажались осклизлые бревна стен. С неустанным изумлением смотрел Ор на людей, отпихивающих друг друга от места, куда можно воткнуть лопату.
Иногда Промеат и Ор, оба с красными от пыли глазами, вместе возвращались к Башне. Полутьма прятала изодранную землю. Странный гий и странный атлант говорили о путях племен, судьбе знаний, битвах добра и зла.
«Люди не достойны такого вождя, - вспоминал Ор слова Тейи, - ему бы прийти через сто тысяч лет…»
Но на долгие размышления не хватало ни времени, ни сил. Вернувшись к шалашу у Башни, Ор брал на колени Зиру, начинал рассказывать сказку и просыпался от того, что дочка, дергая его за волосы, требует продолжения.
По ночам на холмах выли одичавшие волки. То ли оплакивали Атлантиду, то ли воспевали обретенную свободу. Где уж понять зверей, если люди стали непонятны! Вопящие и пляшущие сотни выполняют за день по три прежних рабских урока, знатоки в драных плащах наперебой придумывают, как ускорить работу, которая погубит их землю. Люди разных племен поют свои песни тонколицей атлантке и затихают, когда она берет кожаный бубен… Ферус, подняв запавшие глаза от листов, хохочет над шутками Гезд и Айда.