Буденный: Красный Мюрат
Шрифт:
С другой стороны, данное обстоятельство опровергает легенду, будто за Буденного командовали находившиеся в его штабе кадровые царские офицеры. Какое-то число казачьих офицеров поступило в Конармию только весной 1920 года, после взятия красными Новороссийска и капитуляции большей части Донской армии, а также кубанских соединений. Нет, все свои операции Буденному тогда худо-бедно, но приходилось планировать самому.
Далее, согласно Голубинцеву, события разворачивались следующим образом: «В последних числах января красноармеец, везший донесение, по ошибке попал на нашу заставу. Донесение было послано начальником 28-й советской Дивизии товарищем Азиным в соседний красный отряд, если не ошибаюсь, Киквидзе, с сообщением, что 1-я Конная армия Буденного прошла по левому берегу
А вот что Голубинцев рассказывает о разгроме 28-й Железной стрелковой дивизии легендарного начдива Владимира Мартыновича Азина (Азиньша): «Сосредоточив укрыто в лощинах конницу против обоих флангов наступающих красных и оставив перед фронтом лишь редкую лаву, я дал возможность противнику подойти без выстрела шагов на 500 к зимовнику. По данному сигналу наши части одновременно и стремительно в конном строю атаковали ошеломленного противника. Красные были накрыты, как стайка оцепеневших куропаток. Вспыхнувшая нервная ружейная трескотня и инстинктивная попытка к сопротивлению быстро подавлены. Несколько сабельных ударов – и противник окончательно смят. Все 12 пулеметов, приготовленных к стрельбе, были захвачены на позиции. Сам начальник дивизии товарищ Азин пытался ускакать, но благодаря глубокому снегу конь его споткнулся, завяз, и красный „генерал“ был захвачен в плен живым, почти как Костюшко.
Кроме того, было взято около сотни пленных и столько же изрублено. Наши потери: сотник Красноглазов и семь казаков – все легко ранены.
Так как у меня было основание предполагать, что зимовник Попов занят красной конницей, я решил лично проверить это у Азина путем опроса. Азин, накануне расстрелявший пленного офицера 14-й бригады, боясь возмездия, страшно волновался.
– Вы меня расстреляете, генерал! – с ужасом, хватаясь за голову, нервно выкрикивал Азин.
– Это зависит от вас. Если вы мне прямо и откровенно ответите на мои вопросы, я вас не расстреляю, а отправлю в тыл, где, полагаю, вас также не расстреляют. Даю вам пять минут на размышление: мои части готовы к атаке хутора Попова. Скажите, кем занят хутор Попов? Есть ли там конница?
– Дайте мне слово, что вы меня не расстреляете!
– Обещаю, если ваши сведения будут правдивы. Азин, видимо, колебался. Я взглянул на часы.
– Осталось две минуты, конница сейчас начнет атаку на хутор Попов. Рискуете опоздать с советом, господин Азин, – спокойно заметил я.
– Там лишь одна рота и обозы. Конница и два батальона час тому назад ушли, – скороговоркой прокричал Азин.
Через 10 минут зимовник Попов нами был занят, захвачены обозы и несколько десятков пленных. Азина я отправил в штаб корпуса, а оттуда он был отправлен в штаб Донской армии, где, как я узнал впоследствии, пользовался особым расположением и вниманием генерала Сидорина.
О дальнейшей судьбе Азина мне неизвестно, но мне рассказывали, что в районе Новороссийска Азин сделал попытку бежать к красным, но был застрелен во время бегства где-то между вагонами казаками охраны штаба».
Конечно, о поведении Азина в момент пленения Голубинцев мог что-то присочинить. Но его рассказ, в принципе, хорошо согласуется с тем фактом, что белые широко распространяли обращение, подписанное Азиным (а его подпись в советских штабах была хорошо известна), в котором он призывал красноармейцев сдаваться в плен. Тело Азина так и не было найдено, и как точно он погиб, до сих пор неизвестно.
А вот что говорит Голубинцев о разгроме группы генерала Павлова: «Рядом грубых ошибок, растерянностью или, скорее, неуверенностью в своих силах, если не сказать неподготовленностью, части высшего командного состава к ведению операции в тех исключительных условиях Гражданской войны только и можно объяснить те ужасные ошибки, граничащие с преступлением, благодаря которым донская конница, имея все данные для уничтожения конной
Постараюсь, насколько мне позволяет память, описать те события, в которых я был непосредственным участником или которые происходили у меня на глазах.
Начну с несчастного 4 февраля 1920 года, когда генерал Павлов после удачных действий 1–3 февраля против конной дивизии Гая, находясь в районе хутора Веселого, отдал приказ о наступлении на Торговую для уничтожения группы Буденного.
В суровый мороз, около 26 градусов по Реомюру, конной группе генерала Павлова приказано было идти напрямик, без дорог, по компасу, по степи, покрытой толстым пластом снега более чем на аршин глубиною, в направлении на Торговую. На протяжении около 30 верст не было ни одного населенного пункта, а между тем в нескольких верстах левее, по долине реки Маныча, шла дорога параллельно нашему направлению по местности, густо населенной, по которой несколько дней тому назад прошла 1-я Конная армия Буденного.
Согласно приказу, части группы генерала Павлова должны были пройти линию реки Малый Егорлык в 12 часов дня 4 февраля.
Как объяснить решение генерала Павлова, старого, опытного, боевого кавалерийского начальника, идти напрямик и вести войну с природой, осудив свою конницу на гибель?
Говорили, что генерал Павлов был против такого решения, но приказание командующего Донской армии генерала Сидорина было в этом смысле категорическим.
Другой конной группе, меньшей по численности, генерала Голубинцева в составе 4 конных полков, 2 батарей и Кубанского конного дивизиона, находившейся у зимовника Попова в районе станции Целина, приказано было войти в подчинение к генералу Павлову и, выступив в 12 часов, двигаться вдоль реки Средний Егорлык с таким расчетом, чтобы на другой день, 5 февраля, утром совместно с конной группой генерала Павлова атаковать Торговую с юго-запада. Судя по диспозиции, на рассвете 5 февраля с юго-востока и с юга должны были подойти 1-й и 2-й Кубанские корпуса и одновременно с нами атаковать Торговую.
Таким образом, план был задуман и выработан великолепно: получалось в теории полное окружение превосходными силами противника, находившегося в Торговой. Но выполнение плана было произведено так, что вместо успеха получился разгром собственных сил.
1-й и 2-й Кубанские корпуса не подошли, и как выяснилось потом, они еще накануне были потрепаны красной конницей Думенко. Группа генерала Павлова во время 30-верстного перехода по степи без дорог была окончательно обморожена и, потеряв около 5 тысяч человек из 12 тысяч обмороженными и замерзшими, атаковала ночью в беспорядке красных в районе Торговой у станции Шаблиевка самостоятельно и, не успев использовать внезапность и начальный успех, отошла в район Егорлыцкой, не сообщив даже о своем уходе генералу Голубинцеву.
Группа генерала Голубинцева, сделав переход по долине реки Средний Егорлык, по местности, усеянной хуторами и зимовниками, с остановками и привалами, и все же потеряв 286 человек обмороженными, к утру 5 февраля заняла исходное положение, ожидая условного сигнала – артиллерийского огня – к переходу в наступление на Торговую. Но никакого признака боя или наступления не было заметно.
Около 9 часов наши разъезды и разведывательные сотни стали подходить к Торговой; в это же время были замечены какие-то конные части, выступавшие от Торговой. В бинокль ясно можно было различить около десяти полков конницы. Но как наши разъезды, так и большевики огня не открывали: большевики, очевидно, не рассчитывали встретить здесь противника, а наши колебались, не зная, противник ли это, или, может быть, части генерала Павлова, заняв Торговую, двигаются к югу. И только при непосредственном столкновении передовых частей, когда заговорили пулеметы, выяснилась обстановка. Тем временем выступавшая из Торговой красная конница силою около 9—11 полков, очевидно, не рассчитывая встретить упорного сопротивления, повела наступление на нас.