Буденный: Красный Мюрат
Шрифт:
На Буденного дали показания еще многие из числа осужденных и расстрелянных. Так, маршал Егоров утверждал: «Именно он, Буденный, осуществлял связь с Кашириным, Апанасенко, Жлобой, которые проводили активную антисоветскую работу среди казачества. Они использовали создание специальных казачьих частей для подготовки своих контрреволюционных формирований… Во главе этих частей ими были поставлены свои люди, завербованные участники военного заговора и антисоветской организации правых. Из числа участников антисоветского подполья в коннице Буденный мне назвал Косогова (комкор), Шеко (комдив), Горячева (комкор), Сердича (комкор) и Федоренко (пом. инструктора кавалерии)». Дыбенко же признал на допросе 15 марта 1938 года, что Буденный возглавлял антисоветское подполье в кавалерии. У следователя, допрашивавшего Н. Д. Каширина, фантазия оказалась еще богаче. Подследственный будто бы показал: «Вокруг маршала Егорова Александра Ильича
На основе этих показаний Клыков сделал вывод, что Буденный предназначался на роль «руководителя антисоветского подполья среди казачества… могущего возглавить антисоветское восстание, опирающееся на антисоветские казачьи кадры». Вывод, конечно, совершенно фантастический. А вот А. И. Седякин, похоже, не выдумывал, когда показал на допросе 10 февраля 1938 года, что Буденный в разговорах с ним ругал коллективизацию и заявлял при этом: «Я, Буденный, казаков белых, конечно, бил, но я против того, чтобы их разорять… Теперь сплошная коллективизация… Зря погубили казачью конницу». Замечу, что критика в этих словах звучит вполне умеренно и имеет достаточно прагматическую направленность: «Погубили хорошую конницу!» Сталин такую критику мог даже принять, как частично согласился он с письмами Шолохова о «перегибах» коллективизации на Дону.
Обширные показания против Буденного дала жена маршала Егорова Г. А. Цешковская, впоследствии расстрелянная: «В Москве 1932–1935 годов как бы сами собой организовались светские салоны, напоминающие то ли дворянское прошлое Руси, русской знати, блиставшие приемами по средам, пятницам с обязательным присутствием знаменитостей, певцов, художников, то ли салоны декабристов. Такие салоны устраивались у Бубновой, у Гринько, у нас. Предлогом для этого являлась читка новой пьесы или сценария или маленький концерт какого-нибудь квартета. Внутренняя сторона грязная, нехорошая, голоса фальшивили, шли вразрез общему тону жизни в стране. Почему-то всегда получалось, что завсегдатаями этих вечеров были люди с надтреснутой душой, с личными обидами на свое положение, обойденные вниманием, я бы сказала, озлобленные существующими порядками в стране. Так получалось – женщины готовили кухню, судили, обсуждали назначения, перемещения, потихоньку поругивали руководство, отражая мысли и чаяния своих мужей… Бубнова говорила, что Андрея Сергеевича Бубнова затирают, а ведь он был в пятерке с Лениным.
Тухачевский – аристократ голубой крови, всегда весел, всегда в кругу дам, он объединял военную группу, шел, не сгибаясь, прямо к цели, не скрывая своей неприязни к руководству. Вся эта публика непризнанных талантов тянулась кверху, не разбирая путей и средств, все было пущено в ход – и лесть, и двуличие, и ничем не прикрытое подхалимство, но их честолюбивые замашки кем-то были распознаны, их не пускали, сдерживали, отбрасывали назад, они негодовали, и вот эта озлобленность просачивалась здесь в салонах, в кругу своих. Все это было видно невооруженным глазом. Это преклонение перед всем заграничным, неверие в возможность сделать лучше у себя в стране, искали виновников и находили в руководстве…
Несколько другая публика была у Буденного. Здесь собирались соратники по Конной армии, ветераны походов со времен гражданской войны: Апанасенко, Косогов, Тюленев, Щаденко, Тимошенко, Городовиков, Кулик. Десятки раз я слышала пересказы каждого о личной доблести и геройстве в походной жизни. Тщеславие, наигранная поза, стремление быть на виду, ревность ко всему молодому, обгоняющему их, были характерными чертами этой компании. Возглавлял ее Семен Михайлович Буденный. Он, как в зеркале, отражал в себе все недостатки и достоинства каждого из них и оберегал каждого человека от всякого рода посягательств».
Тогда же Егорова показала: «Разновременно я рассказала Лукасевичу (польскому послу в Москве. – Б. С.) о существовавших групповщинах в рядах армии, враждебных отношениях среди отдельных лиц, рассказывала о недовольствах, проявляемых Тухачевским, Уборевичем, Якиром по отношению к Ворошилову, об их стремлении стать на место Ворошилова, на что, как каждый из них считал, он имеет основание: больше опыта, больше знаний. Рассказывала Лукасевичу, что существует вторая группировка Егорова – Буденного, которая стоит в оппозиции к Тухачевскому».
Вероятно, слухи о подобных показаниях проникали в общество. Отсюда рождались мифы, будто только чудо спасло Буденного от ареста. Существует, например, легенда, будто Ежов отдал приказ арестовать Буденного. Когда к нему на дачу явились чекисты, Семен Михайлович выкатил из тайника пулемет,
Разумеется, эта история – чистой воды фантазия. Арестовать Буденного мог приказать только Сталин, и он от своего намерения никогда бы не отступился. И никто не стал бы арестовывать Буденного на даче. Его просто вызвали бы в Наркомат обороны и тихо и спокойно взяли бы в кабинете старого друга – Ворошилова. Но легенда хорошо передает характер Буденного. Можно не сомневаться, что командарм Первой конной не дался бы живым, если бы его попробовали арестовать.
Между прочим, сам Ежов после ареста, на одном из допросов в апреле 1939 года назвал Буденного, а также будущего маршала Б. М. Шапошникова среди известных ему «военных заговорщиков», будто бы готовивших вместе с ним убийство Сталина и государственный переворот. Однако никаких последствий для обоих это не имело, дел ни на Буденного, ни на Шапошникова и не думали заводить. Сталин прекрасно знал цену таким показаниям, равно как и то, что никакого заговора Ежов не организовывал. Но Николая Ивановича надо было тихо казнить, чтобы свалить на него в глазах общественности вину за «перегибы» великой чистки. А вот Семена Михайловича и Бориса Михайловича отправлять «в штаб Тухачевского» Сталин вовсе не собирался.
Сталин ценил Буденного не только за преданность, но и за умение хорошо играть на гармони. Его игра и песни скрашивали скучные кремлевские посиделки. Как вспоминала третья жена маршала Мария Васильевна, «иногда возле нашей дачи тормозила машина, вбегал взъерошенный шофер: „Марья Васильевна! Несите гармошку! Иосиф Виссарионович с Семеном Михайловичем петь собираются…“ Я никогда не слышала, как пел Сталин, но у мужа был прекрасный голос. В ЦК ему точно не было равных».
Однако, по утверждению дочери маршала Нины Семеновны Буденной, отношения отца со Сталиным были не столь уж близкими: «После смерти Сталина я, рыдая, подошла к папе и в слезах спрашиваю: „Папа, как же мы теперь будем жить?“ А он помолчал немного и ответил: „Думаю, что неплохо“». Подозреваю, что это тоже была легенда, рожденная в годы оттепели, когда быть слишком близким к Сталину стало немодно. На самом деле Буденный, по всей вероятности, искренне скорбел о кончине Сталина, который лично ему делал только добро, ни разу не наказал и не подверг опале. Во время похорон Буденный, вместе с другими маршалами, нес ордена генералиссимуса, но это, правда, была протокольная обязанность. Сам по себе этот факт ничего о чувствах и переживаниях Семена Михайловича сказать не может.
В декабре 1937 года Буденный был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва, а на первой же сессии стал членом Президиума Верховного Совета. В марте 1938 года он сделался членом Главного Военного совета под председательством Ворошилова.
Культ Буденного в конце 30-х годов продолжал существовать, но уже уступал не только культу Сталина, но и культу Ворошилова. В 1938 году появилась песня о луганском слесаре Климе (музыка братьев Покрасс, слова Виктора Гусева):
За рекою, за луганскойШли бойцы за рядом ряд,Пробирался спозаранкуВорошиловский отряд.Тучи по небу летели,Вербы кланялись ветрам,Молча матери гляделиВслед ушедшим сыновьям!ПРИПЕВ:Слушай песню боевую,В ночь гляди сквозь мрак и дым.Береги страну родную,Как луганский слесарь Клим!Не забудет Дубовязка,Как по рощам, по низамУдирали немцы в каскахОт луганских партизан!Где могучею колоннойПод шрапнельный свист и звонВорошилов и БуденныйВели войско через Дон!От Архангельска до Крыма,Из Урала на АлтайБоевая слава КлимаПронеслась из края в край.Если грянет бой суровый,Враг коварный нападет, —Нас тогда к победам новымПервый маршал поведет.