Буденный: Красный Мюрат
Шрифт:
Обстоятельства этого назначения проясняет несколько необычный, зато вполне надежный источник. 28 июня 1953 года Л. П. Берия из заточения писал Ворошилову: «В начале войны товарищ Сталин сильно обругал меня и назвал политическим трусом, когда я предложил назначить в тяжелые времена, переживаемые нашей Родиной, известных всей стране т-щей, Вас и Буденного, командующими фронтами. Обругать обругал, а чуть позже т-щ Сталин назначение провел».
Художественным воплощением этой идеи стала песня, появившаяся в первые дни войны, но затем быстро забытая, поскольку в бой Красную армию пришлось вести совсем другим маршалам. Эта песня называлась «Три маршала», и написали ее все те же братья Покрасс и Лебедев-Кумач:
Грозно движутся могучие колонны,И ведут их на геройские делаВорошилов, Тимошенко и Буденный —Три проверенных, прославленных орла.ПРИПЕВ:Призыв раздается:– К победе – вперед!ВА вот еще одна песня, появившаяся в первые недели войны, когда Тимошенко еще оставался наркомом обороны (19 июля его на этом посту сменил Сталин, ставший 8 августа еще и Верховным главнокомандующим). Ее создали композитор И. Дунаевский и поэт И. Добровольский:
Запевайте песню звонкую,Запевайте песню веселей.За свою родимую сторонку,О могучей силушке своей.Разгромим рукой суровою,Разгромим фашистов всех в бою.Мы по зову Сталина родногоВ бой идем за Родину свою.Ты веди несметной силою,Ты веди войска в победный бой,Наш народный сокол яснокрылый,Ворошилов – маршал боевой.Ты ударь могучей лавою,Ты ударь грозою над врагом,Ты покрой отчизну нашу славою,Тимошенко – сталинский нарком.Боевою закаленною,Боевой могучею стенойНа фашистов, маршал наш Буденный,Двинь полки в последний грозный бой!А вот – еще одна, совсем уж фольклорная по форме, – «Встреча Буденного с казаками» (музыка В. Соловьева-Седого, слова А. Чуркина):
Ехал товарищ БуденныйСтороной родной.Встретил в долине зеленойКонный полк донской.«Гей, здорово, казаки,Удалые рубаки!» —«Здравствуй, товарищ Буденный,Наш орел степной!»«Как, казаки, поживаем,Как, друзья, живем?Весело ль песни спеваем,Как врагов мы бьем?»Отвечают казаки,Удалые рубаки:«Дюже с тобою мы, батько,Жару им даем!Чтобы очей не казалиВ наш родимый край,Чтобы в чем было нырялиВ Неман аль в Дунай.Отомстим за колхозы,За горючие слезы, —В наши казацкие рукиСаблю только дай!Только с войной мы покончим,Защитим наш край,В нашу станицу, Буденный,В гости приезжай.У донского народаВдоволь хлеба и меда,В хатах найдутся бандурыПесни, знай, спевай!»«Что же, спасибо, казаки,Весь донской народ,Грянем, как буря, в атакуВсе за мной, вперед!Храбро будем мы битьсяЗа родные станицы,Враг под конем да под пикойСмерть в бою найдет!»На самом-то деле, к несчастью, не казаки с Буденным давали немцам жару, а совсем наоборот, немцы гнали разбитые советские армии до Ростова. А многие казаки вообще перешли на сторону врага, помня об обидах, нанесенных им Советами, и предпочитали служить в вермахте, а не в Красной армии. Например, некий Семен Ларин писал в ноябре 1942 года отцу в станицу Егорлыкскую: «…Имею право гордиться, что нахожусь в германской армии солдатом, числюсь как донской казак. По мобилизации не воевал, сразу пошел на сторону германской армии. Вообще у красных не воевал ни одной минуты, а пошел в германскую армию». И мстить за колхозы казаки собирались не немцам,
К тому моменту, когда Буденный прибыл в Полтаву, в штаб Юго-Западного направления, войска Юго-Западного и Южного фронтов уже проиграли приграничные сражения и лишились почти всех танков. Немцы шли на Киев, и Буденный имел приказ удержать столицу Советской Украины во что бы то ни стало.
Вот как описывает приезд Семена Михайловича в Киев, в штаб Юго-Западного фронта, Никита Сергеевич Хрущев, в то время – глава коммунистов Украины и член Военного совета фронта: «Буденный приехал к нам в ходе упорных боев за Киев. Я спросил: „Что делается на других фронтах? Я ничего не знаю, никакой информации мы не получаем. Вы, Семен Михайлович, из Москвы. Ведь вы знаете?“ – „Да, – говорит, – знаю и расскажу вам“. И он, один на один, рассказал мне, что Западный фронт буквально рухнул под первыми же выстрелами и расчленился. Там не сумели организовать должного отпора противнику. Противник воспользовался нашим ротозейством и уничтожил авиацию фронта на аэродромах, а также нанес сильный урон нашим наземным войскам уже 22 июня, при первом же ударе. Фронт развалился. Сталин послал туда Кулика, чтобы помочь комплектованию. Но от маршала Кулика нет пока никаких сведений. Что с ним, неизвестно. Я выразил сожаление: „Жалко, погиб Кулик“. Буденный же сказал: „А вы не жалейте его“. И это было сказано таким тоном, который давал понять, что Кулика считают в Москве изменником; что он, видимо, передался противнику. Я знал Кулика, считал его честным человеком и поэтому сказал, что мне его жалко. „Ну, вы не жалейте его, не жалейте“, – повторил Буденный. Я понял, что, видимо, он имел какой-то разговор об этом со Сталиным.
Зачем Буденный приехал, трудно сказать. Пробыл у нас недолго. А вечером спросил: «Где мы будем отдыхать? Давайте вместе ляжем спать». Я согласился. «А где? У вас? Где вы отдыхаете?» Говорю: «Вот тут я и отдыхаю». Вышли из дома. Снаружи была разбита палатка, и в ней набросано сено. «Вот здесь, в палатке, я и сплю». – «Да вы что?» Я объяснил ему: здесь, где наш штаб, – болото, нельзя рыть щели, появится вода. Поэтому я спасаюсь при авиабомбежке в палатке. Буденный: «Ну, ладно. Раз вы здесь, то я тоже с вами». И мы легли, поспали несколько часов, отдохнули. Рано утром нас разбудила немецкая авиация. Самолеты на бреющем полете летали над поселком и бомбили его. Наши зенитки вели огонь. Никакого попадания в самолеты в поле зрения не было видно. А наши самолеты не появлялись. Я рассердился и возмутился этим. Обращаюсь к Астахову: «Ну, что же это такое? Почему они безнаказанно летают и бомбят, а мы не можем ничего сделать?» Немцы уже отбомбились и улетели. Астахов докладывает: «Столько-то самолетов было сбито». Я спросил: «А где сбитые? Я не видел, чтобы они падали». – «А они упали за Днепром». – «Ну, если они упали за Днепром, то можно докладывать, что сбито их даже больше». Думаю, что Астаховым был взят грех на душу. Может быть, и сбили что-то, но меня очень обескуражило его заявление, и я сказал: «Бойцы видят, как безнаказанно летают немцы, а мы не наносим противнику урона».
Буденный вскоре уехал от нас. В войска он не ездил, вернулся в Москву. С какими заданиями приезжал (а иначе и быть не могло – это же не экскурсия), мне было неизвестно, он мне этого не сказал. Просто поговорили с ним, он заслушал обстановку, заслушал командующего войсками и начальника оперотдела штаба Баграмяна. Его беседа с Баграмяном произвела на меня тяжелое впечатление. Я ее хорошо запомнил и до сих пор не могу забыть. Дело было после обеда. Буденный слушал Баграмяна, который докладывал об обстановке. Баграмян – очень четкий человек, доложил все, как есть, о всех войсках, которые у нас тогда были: их расположение, обстановку. Тут Буденный насел на Баграмяна. Отчего, не знаю конкретно. Я особенно не придавал тогда значения этой беседе. На военном языке это означает: разбираться в обстановке. Начальник оперативного отдела штаба докладывал обстановку Маршалу Советского Союза, присланному из Москвы.
Помню только, что закончился разбор обстановки такими словами: «Что же у вас такое? Вы не знаете своих войск». – «Как не знаю, я же вам доложил, товарищ маршал», – отвечает Баграмян. «Вот я слушаю вас, смотрю на вас и считаю – расстрелять вас надо. Расстрелять за такое дело», – этаким писклявым голосом говорит Семен Михайлович. Баграмян: «Зачем же, Семен Михайлович, меня расстреливать? Если я не гожусь начальником оперативного отдела, вы дайте мне дивизию. Я полковник, могу командовать дивизией. А какая польза от того, что меня расстреляют?» Буденный же в грубой форме уговаривал Баграмяна, чтобы тот согласился на расстрел. Ну, конечно, Баграмян никак не мог согласиться. Я был даже удивлен, почему Семен Михайлович так упорно добивался «согласия» Баграмяна. Конечно, надо учитывать, что такой «любезный» разговор происходил между Маршалом Советского Союза и полковником после очень обильного обеда с коньяком. И все-таки, несмотря на это обстоятельство, форма разговора была недопустимой. Он велся представителем Ставки Верховного Главнокомандования и, конечно, никак не отвечал задачам, которые тогда стояли, и не мог помочь делу и нашим войскам. Это тоже свидетельствует о том, какое было состояние у людей. Семен Михайлович совершенно вышел тогда за рамки дозволенного. Но мы просто посмотрели тогда на этот разговор несерьезно. Хотя он и касался жизни человека, однако обошелся без последствий. Семен Михайлович уехал, а мы остались в прежнем тяжелом положении, которое после его приезда не улучшилось и не ухудшилось».
Думаю, что память немного подвела Хрущева. Раз Буденный приехал в разгар боев за Киев, значит, речь идет о его поездке 10 июля, уже в качестве главкома Юго-Западного направления. Вероятно, следующие воспоминания Никиты Сергеевича также относятся именно к этому времени, сразу после отъезда Буденного из Киева, хотя Хрущев из-за вполне простительной через три десятилетия аберрации памяти относит новую встречу с Буденным к концу июля.
Замечу, кстати, что в тот свой приезд в Киев Буденный выделил Юго-Западному фронту из резервов два стрелковых корпуса, один из которых только что прибыл с Северного Кавказа. Это помогло задержать продвижение врага.